– Ну а римские травли баб сексуально озабоченной живностью? Кажется, Макс, ты говорил как-то чего-то насчёт этого дела?

– Ага, у Даниэля Манникса в "Идущих на смерть" упоминалось, – подтвердил я, – Но там речь была о специально выдрессированной на это дело живности, а не о дикой. Хотя, с другой стороны, я как-то читал и про обезьян из Сухумского питомника. Так там, когда та грёбаная абхазская война была, часть обезьян разбежалась, и один павианий самец – только не бабуин, кажется, а гамадрил – сколотил себе целый гарем из самок других видов – одна, если не путаю, вообще шимпанзе, а две других ближе, павианихи, как и он сам, но тоже ни хрена не его вид. В общем, сексуальная разборчивость у него оказалась ещё та, и с учётом его примера – хрен знает, чему с этими павианами верить…

– Тогда, получается, вполне могут и как раз для этого дела на баб нападать, – зачесал загривок геолог, – Если уж шимпанзе не брезгуют…

– Ага, молодёжная банда из низкоранговых самцов, которым не дают самки своего вида, в принципе может, – кивнул я, припомнив главу о молодёжных бандах у Дольника, – Павианиха другого вида, шимпанзиха или негритоска – им при их сухостое уже не столь принципиально. Вроде бы, тоже читал где-то, что межпавианьи гибриды и в природе встречаются. Тогда – может и не врут дикари насчёт баб…

Пообедав и передохнув, снова выезжаем к плато с фосфатами – предварительно условившись, что теперь уж хрен остановимся глазеть, даже если посреди саванны жираф зебру трахать будет, гы-гы! Но ни жирафов, ни зебр нам и в этот раз не попалось даже по отдельности, так что отвлекаться было не на кого. Ну, львы – вполне возможно, что и те самые – в стороне мелькнули, но они там уже чего-то увлечённо жрали, периодически отгоняя подальше нетерпеливых гиен и грифов, так что им там не было скучно и без нас. Пару раз по дороге спугнули секретуток, то бишь птиц секретарей, одного из них даже со свежезабитой змеёй в клюве. Обе секретутки, что характерно, не улетели, а убежали – млять, ну чем не эдакие маленькие хищные страусы! Володя даже пошутил, что и сам бы от такой секретутки не отказался, потому как ноги у ней, если и не от ушей, то уж всяко почти от подмышек – Серёга ржал так, что едва не свалился с лошади. Потом гепарда ещё спугнули, и тоже с чем-то съедобным в зубах. В общем, в античную эпоху эта Западная Сахара – довольно оживлённое местечко.

По пути нам попался стекающий с плато ручей, на берегах которого геолог и показал нам признаки близкого присутствия фосфатов. Во-первых – сама по себе буйная растительность возле него уж больно резко контрастировала с окрестным ландшафтом, а во-вторых – белесая пена наподобие мыльной и такой же белесый цвет самих берегов.

– Это и есть те самые фосфаты? – спросил я его.

– Ну, в общем-то да…

– Так чего тогда бить ноги лошадям и переться на плато? Запруживаем ручей, берём из пруда воду и выпариваем её на хрен – осадок, считай, сплошные фосфаты.

– Так нам же нужны не совсем эти.

– А чем тебе эти хреновые? Вон как на них всё растёт!

– Эти – легкорастворимые. С одной стороны, полезная растительность на полях легко их усваивает, но с другой – в почве их хрен накопишь. Любой сильный дождь будет вымывать их оттуда и сносить в ближайшую речку – вот как эти в ручье. А нам нужны труднорастворимые, которые внёс один раз, и их хватит на долгие годы.

– Так они ж хреново растительностью усваиваются, кажется? – припомнил спецназер объяснения Наташки.

– Ну так у нас же севооборот с сидератами, а среди них есть и такие, которые как раз и переводят фосфаты из труднорастворимой формы в легкорастворимую. Но не все сразу, а понемногу, небольшую часть, как нам и нужно. Вот эти труднорастворимые мы и будем вносить в почву – редко, но сразу до хрена.

– И где мы такие возьмём?

– А вот как раз на плато, выше по ручью. Легкорастворимые он вымывает, а труднорастворимые там и остаются.

Ну, раз такие дела – доезжаем до плато, подымаемся по склону, спешиваемся, и наше геологическое светило начинает ковыряться в земле, бормоча себе под нос какие-то мудрёные словечки, явно жутко научные…

– Ты чего, уже до динозавров докопался? – спросил я его, когда он пробормотал чего-то про маастрихт – этот маастрихт, если кто не в курсах, как раз самый последний период верхнего мела, в конце которого и рухнула та помножившая динозавров на ноль юкатанская каменюка. Ну, это если упрощённо, на самом деле там сложнее было, но это сейчас не суть важно, а важен, судя по серёгиному энтузиазму, сам "динозавровый" слой.

– Нет, здесь я вам динозавров не раскопаю, – разочаровал тот, – Это морские отложения, а не сухопутные. Вот аммонитов – этих сколько угодно…

– Да хрен ли нам эти твои улитки, млять, кальмарообразные, – презрительно отмахнулся Володя, – Вот тираннозавра какая-нибудь утопшая – это совсем другое дело!