– Поговоришь – зайди ко мне…
Подумал даже: может, хочет что-то добавить к информации о делах завода, сообщённой мне секретарём парткома?
Двери кабинетов секретаря парткома и директора завода в одной приёмной – напротив одна другой. И одна молоденькая секретарша-брюнетка, с короткой стрижкой под мальчика сидит в приёмной за столиком с пишущей машинкой. Улыбнулась мне приветливо, лёгким кивком головы указала на дверь кабинета директора: мол, заходите, пожалуйста.
Кабинет директора просторный, под стать ему и массивный стол под красное дерево, за которым сидел Михаил Матвеевич – недоступный для многих, невзирая на любые высокие ранги, но авторитетный исключительно для всех, кто с ним даже только шапочно знаком или вообще лишь наслышан со стороны: он единственный человек в районе, и я в этом лично убедился позже, который связан с высокими чинами в Москве, причём независимо от любых краевых властей. Дневной свет из трёх огромных окон с левой его руки чуть приглушён полупрозрачными шторами.
Разговор директор начал с неожиданного для меня вопроса:
– А не надоело ли тебе пикироваться с новым редактором?
– Ну а вы-то откуда знаете об этом? – был мой недоумённый вопрос.
– Наш посёлок маленький, – сказал он, мягко улыбаясь. – Здесь все о каждом всё знают…
– Это уж точно, – согласился я. – Все живём на виду друг у друга… – И добавил: – Вот недавно написал заявление по собственному желанию… Две недели пролетят, и я свободен, как ветер…
– И куда направишь свои стопы?
Его тёмные глаза будто вцепились в меня.
– Да ещё как-то и не думал об этом, – пожал я плечами.
– Ну и славненько. У меня тут родилась одна мысль. – И он с улыбкой постучал указательным пальцем по виску с проблесками седины в волосах.
А затем он сделал предложение, от которого, как принято теперь говорить, просто невозможно было отказаться. Что я и сделал, конечно же, и никогда не жалел об этом решении.
Предложение было эксклюзивное: официально – редактор радиогазеты, которая должна была выходить в эфир два – три раза в неделю и транслироваться только в цехах судоремонтного завода. Кроме этого я должен был выпускать раз в месяц большую стенгазету, с фотографиями и моими текстами, рассказывающую о трудовых буднях заводского коллектива. Соответствующая профессиональная единица была введена в штат отдела труда и заработной платы завода, с зарплатой 120 рублей в месяц, плюс ежемесячные премиальные, почти удваивающие эту цифру. Кстати, редактор нашей районки получал меньше: пустячок вроде бы, а все же приятно. В моём распоряжении радиостудия, хорошо оборудованная для качественных трансляций и записи текстов на магнитную плёнку. Для выпуска стенгазеты в моё распоряжение передавались художник и фотограф – ребята талантливые, и с ними мне было просто легко и интересно работать. Для получения любой информации на территории завода, естественно, кроме секретной, у меня был свободный доступ, надо мной не было никаких руководящих и направляющих лиц из администрации и парткома, я мог свободно приходить на территорию завода и уходить с неё в любое время суток, не спрашивая ни у кого на то разрешения, и никто меня не контролировал, видно, полагаясь на мой профессионализм и порядочность. А, может быть, просто считали, что я подотчётен лично только самому директору, и поэтому мне никто не мешал работать, а даже больше того, каждый, к кому бы я ни обращался за любой помощью, никогда не отказывал мне в ней. Ну а когда меня ещё к тому же избрали заместителем секретаря парткома по идеологии, я, честно признаюсь, вообще почувствовал себя неприкасаемым в этом более чем двухтысячном трудовом коллективе. Такие условия для работы журналиста – моему мифическому нанайцу подобное не приснится даже в самом радужном сне.
Собственно, попал я совсем в иную среду, совершенно мне не знакомую по всему прошлому опыту. Большой, но компактный коллектив необычайно интеллектуальных исключительно в техническом плане людей, с которыми было интересно и легко работать. Познакомившись вплотную с этими удивительными людьми, я теперь могу с полной определённостью утверждать, что труд судоремонтника сродни творческому труду умелого журналиста. Как и мастер печатного слова, приступая к исполнению заданной ему темы, никогда не знает, с какой первой фразы начнёт писать задуманный очерк, репортаж или любой другой газетный материал, пока не соберёт необходимую информацию и не осмыслит её, так и судоремонтник не начнёт работы по ремонту любого судна, пока не исследует весь список предъявленных неполадок судовых механизмов или корпуса, не подберёт необходимые запчасти и материалы для исполнения работ, а потом надо ещё всё осмыслить, чтобы дело закончить быстро и непременно с хорошим качеством, потому что у судоремонтника, как и у журналиста, всегда очень ограничено время для завершения намеченных работ.
В самые первые дни моей работы на заводе кто-то из знакомых ребят из отдела труда и заработной платы принёс в радиорубку технический журнал по судоремонту, пролистав который, я натолкнулся на статью инженера-судоремонтника из США Лангдона Пиккеринга, проработавшего на судоремонтных заводах без малого тридцать лет. Прочитал я её с большим интересом и даже сделал несколько выписок в свой рабочий блокнот. Приведу здесь только некоторые из них – в подтверждение моих собственных выводов и сравнений, сделанных в предыдущем абзаце:
«Всякое предприятие имеет свои проблемы, к примеру: условия труда, транспорт, производство, конкуренция и т. д., однако проблемы судоремонта включают в себя все перечисленные выше и многие другие и являются наиболее сложными.
Процесс судоремонта рассчитан на круглые сутки, т. е. должен проводиться в течение 24 часов и круглый год.
Работники судоремонта являются универсальными специалистами, они напоминают сельского врача, который должен быть знатоком хирургии, терапии, невротерапии и т. д.