Прощаясь возле своей калитки, Шура пригласила:

– Приходи вечерком, Андреевна. Моёму старшему двенадцать сегодня исполнилось. Чайку попьём, телевизор посмотрим.

– Спасибо. Как управлюсь…

А дел-то не особенно много было: в доме сорить некому, со стиркой на днях справилась, хозяйство невелико – куры, гуси, поросёнок. Но идти в чужую семью, на чужую радость свою печаль нести, не хотелось. Телевизор и дома хороший стоит – «Горизонт». Подарок колхоза. Да смотреть некому.

И стиральная машина «Приморье», и холодильник «Океан» – всё это премии колхозные за многие годы труда, за высокие надои, за первенство в соревновании. Вот ты какая, Андреевна, люди скажут, богатая да счастливая. Всё у тебя есть в доме, и дети на добром пути, и в газетах о тебе пишут, и наградами награждают. Но не всё, видимо, в этом доме есть для полного счастья, если такая тишина тоскливая смотрит сквозь тюлевые шторы из окон в раме искусной резьбы наличников, когда-то любовно сделанных хозяйской мужской рукой.

«Схожу вечером к Наде, у неё последние дни дочка прибаливает. Отнесу внучке малинового варенья…» – подумала Полина Андреевна, открывая расшатанную калитку.

Она подошла по дощатому тротуарчику во двор и остановилась у крыльца дома: на двери не было замка. Из конуры выбрался старый лохматый Полкан и, гремя цепью, подошёл к хозяйке.

– Кто в гости пришёл, Полкаша? – ласково спросила она и заглянула в его добрые умные глаза.

Полкан лизнул её ладонь и приветливо замахал хвостом.

«Кто-то из своих», – обрадованно подумала Полина Андреевна, поднимаясь на высокое крыльцо…

В первую минуту она не узнала его. За кухонным столом сутулил широкую спину незнакомый пожилой мужчина с седеющей в проплешинах головой. Он отложил газету и поднялся со стула – высокий, костистый, с бороздами глубоких морщин на лице.

– Здравствуй, Поля, – хрипло сказал он и как-то неестественно, жалко и вымученно улыбнулся.

Она задохнулась, ноги приросли к порогу. Растерянно прошептала только:

– Петро?

Он всё так же виновато и жалко улыбался, переступая с ноги на ногу у стола, не решаясь шагнуть ей навстречу. А она, ещё сломленная неожиданностью, всё стояла у двери и смотрела на него неотрывно и долго, медленно стягивая с головы пуховый платок. Растерянность первых минут во взгляде её широко распахнутых глаз сменилась мгновенной вспышкой тёплой радости, тут же погасшей в холодных льдинках отчуждённости.

– Петро? – переспросила она тихо. – Какими судьбами?

Он опустил голову, не выдержав её ставшего насмешливым взгляда, и ничего не ответил.

– Не стой столбом, садись. Будь… гостем, – сказала она с деланым равнодушием и прошла мимо него в комнату.

Он сел за стол, скрипнув стулом, неловко закинул ногу на ногу и обхватил руками колено. Пётр молчал, угрюмо насупив широкие посеребрённые брови, уставившись взглядом в половицы.

– Полкан не узнал меня сначала, – заговорил он, его хриплый смех сломал неловкую паузу. – Потом ласкаться начал, старый пёс… А ключ ты на прежнем месте кладёшь…