Таня стояла у кромки воды, робко макала пальцы ног в кишащую батрахоспермумом воду и никак не решалась спрыгнуть со сплавины в водоём. Пугающая неизвестность тёмных вод делала белоснежные кувшинки ещё более привлекательными.

Пока Таня соображала, на другом конце карьера показалась интеллигентная с виду пара с корзинкой для пикника: девушка в белом хлопковом сарафане и шляпке– канотье и молодой лысый мужчина в лёгком льняном костюме. Девушка несла в руках увесистый фотоаппарат.

«Фотографироваться приехали, – решила Таня. – Поэтому и нарядились, как Чехов с Книппер в Ялте». Таня приготовилась наблюдать за происходящим, и кувшинки временно отошли на второй план.

Однако парочка неожиданно начала раздеваться. «Странные, – удивилась Таня. – Сначала бы сфотографировались, а потом купались». Однако она и обрадовалась – раз эти решили купаться, значит в водоёме не опасно, её никуда не засосёт и водоросли эти не ядовиты.

Девушка в шляпке сняла сарафан и небрежно кинула его на берёзовую ветку. Мужчина повесил туда же свою рубашку и теперь стягивал льняные шорты. Девушка надела свою шляпку на спутника – было жарко.

Таня за компанию тоже начала расстёгивать пуговицы на платье, но тут произошло непредвиденное – мужчина на противоположном берегу карьера снял трусы.

Таня отвернулась. По всплеску и весёлым возгласам она поняла, что парочка залезла в воду. Оба были в чём мать родила, они смеялись и громко плескались. Мужчина уверенно поплыл к кувшинкам. Сорвал одну. А затем без зазрения совести начал драть их для своей возлюбленной – не аккуратно срезать или срывать, а именно драть, как полынь в огороде.

У Тани перехватило дыхание. Как будто украли её мечту, изгадили на глазах что-то светлое и чистое – голый мужик в шляпке– канотье бесцеремонно уничтожал её белоснежные кувшинки.

– Они в Красную книгу занесены, уёбок! – закричала Таня. Но мужик её не услышал.

Таня сжала губы и застегнула пуговицы. Купаться больше не хотелось.

Парочка вылезла на берег и начала фотографировать друг друга голышом, с кувшинками. Они по очереди прикладывали цветы к гениталиям. И каждое прикосновение белоснежных лепестков к телам эксгибиционистов отзывалось болью в Танином сердце.

«Вот тебе и интеллигентные», – досадовала Таня. Ей нестерпимо хотелось подойти к ним и разбить фотоаппарат о голову мужчины. А кувшинки засунуть в девушку со словами «я щас вам сделаю ваш лучший кадр».

Но по мосткам, в обход, было далеко. А в водоём вой ти она так и не решилась. В рюкзаке лежало «средство вспоможения», но докинуть сапёрную лопатку до цели она бы не смогла.

Таня схватила рюкзак и размашисто зашагала по зыбкой сплавине в сторону цивилизации. Она шла энергично, не разбирая дороги, и то и дело проваливалась в грязь, отчего злилась ещё сильнее.

«Чтоб вы, суки, батрахоспермумом этим осеменились, – шипела она сквозь зубы. – Романтики штопаные».

Нога подвернулась на кочке, и Таня взвыла от боли.

«Чтоб вы жрали эти кувшинки, как жабы, всю оставшуюся жизнь», – не могла остановиться Таня.

Несмотря на боль, она шла так быстро, что уже начала задыхаться. Вдоль тропинки росли щедрые кусты бузины. Таня кинула рюкзак на землю и остановилась, чтобы отдышаться.

Бузина созрела и влекла своими яркими красными гроздьями. Тане остро захотелось дотронуться хотя бы до них, ведь в красоте они почти не уступали кувшинкам, и она полезла в заросли.

До бузины хотела дотронуться не только Таня, но и разного вида мухи и жуки – тут пригодилось масло лаванды. Таня вспомнила, как бабушка рассказывала ей в детстве, что если драть кору бузины сверху вниз – будет слабительное. А если снизу вверх – рвотное.