— Прошу прощения, господин Хойкен, речь идет о срочном деле, — сказала она тихо, чтобы никто не слышал.

Георг посмотрел вокруг, пытаясь определить, как далеко от офиса находится.

— Я буду через десять минут, — ответил он подчеркнуто спокойно, но Джоанна настаивала:

— Вы должны приехать прямо сейчас, господин Хойкен.

Ее голос был не таким как всегда, Хойкен это сразу отметил и очень удивился. Он звучал глухо, в нем чувствовалась тревога, а ведь Джоанна всегда умела контролировать свои эмоции, именно поэтому она стала его секретаршей и первым помощником. Вот уже два года девушка неустанно трудилась за пятерых, свободно владея при этом тремя языками. Она приехала из предместья. Худая, высокая и все же неприметная, Джоанна еще ни разу не разочаровала своего шефа. Георг ответил, что сейчас перезвонит, сел повыше, крепче взявшись за руль, свернул с Уферштрассе налево и припарковал машину на ближайшей автостоянке.

— Что случилось, Джоанна? — спросил Хойкен, перезвонив в офис и глядя на Рейн.

— У вашего уважаемого отца сегодня утром был сердечный приступ, — ответила девушка. Георг слушал ее голос, одновременно открывая дверцу. Выйдя из машины, он тяжело, всем телом облокотился на заднюю дверь и судорожно сглотнул. Его язык вдруг стал шершавым и сухим, словно он не пил целый день.

— Вы меня слышите? — спросила девушка.

— Да, я вас хорошо слышу, Джоанна, — Хойкен старался быть спокойным. — Поговорим позже. — Он несколько раз торопливо сглотнул, стараясь смочить горло.

«Вот он, этот момент, — подумал Георг, — тот самый момент, о котором мы иногда говорили с братом и сестрой, но не верили, что он когда-нибудь придет. Второй инфаркт, почти через десять лет после первого. После этого, как сказал однажды Кристоф, все будет уже не так, как раньше». Хойкен машинально почесал голову. Эта привычка появилась у него давно. Когда-то, будучи совсем неопытным книготорговцем, Георг посещал в Сан-Франциско курсы катастроф, где учили, как реагировать на внезапные, неожиданные события: смерть близких, несчастные случаи — на все то, что одним махом рвет нить жизни. Многие курсанты спокойно прослушали всю программу и сдали экзамен, но для Георга он оказался слишком тяжелым испытанием. По ночам ему снилось, что он получает страшные сообщения. Хойкену потребовалось несколько недель, чтобы избавиться от нахлынувшей на него депрессии.

Сейчас он чувствовал то же самое. Тренер по имени Гарри объяснял все очень наглядно, используя яркие анатомические рисунки. Перед глазами Хойкена до сих пор стояла одна картинка: мертвенно-бледный человек с открытым ртом и толстым, покрытым налетом языком. Георг продолжал чесать голову, приглаживая при этом волосы ладонью.

— Продолжайте, Джоанна, я слушаю, — повторил он еще раз. Теперь он стоял возле своей красной «Мазды RX», которая еще никогда не казалась ему такой нелепой и неуместной, словно бред алкоголика или фантазия безумца. В эту минуту Хойкен с удовольствием утопил бы ее в реке.

— Сообщение пришло от управляющего отеля «Соборный», — продолжала тем временем Джоанна. — Приступ случился в номере гостиницы около получаса назад, мистеру Хойкену как раз подавали завтрак.

Георг пытался разобраться в этом круговороте слов. Какой номер? Почему в отеле «Соборный»? Значит ли это, что отец не ночевал дома, в Мариенбурге? Но почему же он ночевал в гостинице, от которой до дома на такси не больше десяти минут езды?

— Сразу сообщили в клинику, — сказала Джоанна. — Узнать, выехал ли транспорт?

— Нет, — ответил Хойкен. — Я еду туда, через три минуты буду в отеле. Никому ничего не говорите, Джоанна. Никакой информации. Вы ничего об этом не знаете. Я сделаю заявление, как только приеду в офис.

— Я поняла. Мне очень жаль, господин Хойкен. Я хочу сказать, мне очень жаль вас.

— Спасибо, Джоанна, — ответил Георг, садясь в машину, и положил мобильный на сиденье рядом.

По дороге в отель он спрашивал себя, жив ли отец? Хойкен боялся думать об этом, но плохие мысли упрямо лезли ему в голову. Потом он сказал себе, что нужно быстрее доставить этот набор сидений на колесах к отелю, свернул направо, проехал прямо метров двести, затем опять свернул направо. Самое большее — через пять минут он будет в отеле, но что, если вместо живого отца ему предъявят покойника? В ту же секунду он увидел картину: труп, окоченевшие контуры которого проступают через наброшенное покрывало. Покрывало белое, словно молоко, чья-то рука откидывает его у изголовья, и Хойкен видит череп с открытым ртом — так он себе, во всяком случае, представил — череп его отца, почти без волос, с мясистыми, чувственными губами, которые уже немного потрескались и покрылись тонкой сеткой увядших бороздок.

Труп своей матери он не видел. Она умерла восемь лет назад, а перед этим почти два года прожила одна в трехкомнатной квартире в пятистах метрах от их общего дома. Теперь в нем жил старый Хойкен со своей экономкой.