— Я боялся, что вы это скажете.
— Я тоже, — улыбнулся мистер Паук.
— Христиане говорят, что вся духовная жизнь сводится к тому, что один нищий показывает другому нищему, где найти хлеб, — говорю я. Мистер Паук кивает.
— Дайцы в этом месте написал стихотворение, — говорит он и добавляет, что не обладает даром чтеца, однако слова и сами по себе звучат очень убедильно.
Мурото:
— Будды Медицинской Беспощадности? — спросил я.
— Или Будды Цыплячьих Решений? — улыбается он. — Я двадцать шесть раз поднимался на Спейс Маунт, сынок, но в другой инкарнации. — Шесть ног аккуратно уносят его по скалистой тропе к темной геометрической громаде храма. — Спокойной ночи, малыш, — оборачивается он.
Я стою еще минуту наедине с волнами и ветром, а затем следую за ним.
— Мас! — Мне не хочется будить его от такого чистого и спокойного сна, но если я помедлю, моя решимость может растаять. За спиной у меня высоко стоит луна. Серебряный свет окрасил обои. Я чувствую себя персонажем из стихотворения. — Мас!
— Этан?
— Излечение. Смех. Слезы. Экстаз. Страх. Боль. И забвение. Вчера в Черепашьей бухте я не сказал про забвение. Я боялся.
— Боялся чего?
— Того, что ты можешь меня попросить.
— Заставить меня забыть...
Субтропическую бабочку обмануло изображение луны на сёдзи.
— Забвение будет полным, как будто она никогда не существовала. Ты хочешь, чтобы она навсегда ушла из твоей жизни?
— Этан, она и так ушла из моей жизни навсегда. Я не хочу забывать. Я просто хочу, чтобы не было так. больно. Ты можешь так сделать?
— Нет такого фрактора, чтобы забрал боль, но оставил память. У меня есть такой, который может заставить тебя снова это пережить, как будто ты сейчас лично там присутствуешь. Что ты станешь делать с возможностью снова все пережить, это уж твое дело.
— Этан... — Он стискивает мою руку. Его пальцы очень изящны, артистичны.
— Я буду следовать за тобой сколько смогу. У меня есть фрактор, который следит, чтобы события не выходили из-под твоего контроля.