– Может, да. А может, нет. Я не знаю. Да и не очень-то жажду узнать. Вы сами в это ввязались. Может быть, в другой раз не станете так поспешно соглашаться. Это дело бесперспективное, приятель, абсолютно бесперспективное, – сказал он, направляясь к двери.
– Погодите минутку, – быстро проговорил я. Мне показалось, что он не прочь потрепаться. Иногда он все же бросал какие-то намеки. – А что по поводу Канлифа? Он-то, надеюсь, попался?
– И я надеюсь.
– А тот человек, что за мной следил?
– Не имею никаких сведений. Знаете, нельзя сказать, что они забрасывают меня открытками.
– А что с Нимеком?
– Нимеком?
– Я вам о нем рассказывал. Владельцем маленькой стекольной фирмы, в которой я работал. Братом моей няньки.
– А-а, с ним. Он забавный тип, этот Нимек. Знаете, он все еще пишет своей сестре.
– Все еще пишет няне? Но она ведь умерла!
– Да. Это вы так считаете. Но ему, возможно, никто об этом не сообщил. На прошлой неделе она выглядела очень даже живой. Мы посылали своего человека проверить.
Я, как громом пораженный, смотрел ему вслед.
Вскоре такие вот мелкие уколы стали его главным развлечением. Может, это помогало ему одолеть скуку. Не могу сейчас припомнить все наши разговоры. Помню очень ясно только один. Я с самого начала лихорадочно думал, как вообще получилось, что меня втравили в это дело. И однажды сказал Роддингхэду, что такой способ передачи важных секретов малость попахивает дешевым детективом.
– Думаете?
– Неужели они не могли вложить эту бумажку в портфель какого-нибудь дипломата?
– Понятия не имею, приятель. Может, это была какая-то совершенно независимая операция. Такое тоже случается.
– Так значит, это сделала кучка любителей?
– Среди моих сведений подобное не значится.
– Вы хотите сказать, что Канлиф – настоящий шпион?
– Именно это я и имел в виду. Вас, наверно, не очень удивит, что это имя у него не единственное.