— Так ты же похитил благородную Зафиру из Рысков!

— Я?

— Я тебя вызвала, — решительно вмешалась упомянутая Зафира, — Вот и служи мне! Хотя бы перенеси нас куда-нибудь, где мы сможем должным образом поведать о нашей злосчастной доле!

Вскочив, Зафира умоляюще протянула руки:

— Спаси же меня от мерзкого графа Дебиана!

Попона развернулась и свалилась. Тусклый свет фонаря блеснул на нежной коже. Наготу сейчас же прикрыл каскад волос — точь-в-точь, как на гобелене с несчастной баронессой Гизеллой.

— Да хранит нас пресвятая Беос, — выдохнула камеристка, дуя себе на плечи, — До утра осталось всего ничего! Дьявол ты или нет — сделай что-нибудь.

— Полночь прошла… — призадумался Враг, поигрывая хвостом, — Ко мне мы сейчас не попадем.

Константа снова подула на плечи:

— И не надо! Ой…

Дьявол поглядел на поясок Зафиры:

— А вот этот амулет нам поможет… Ну-ка, красавицы, крепко возьмите меня за руки.

Девушки заколебались. Долетел скрип открывающейся двери.

— Конюх! — аж присела Константа. И решительно ухватила дьявола за руку. Через несколько мгновений тягостной тишины раздался вопль:

— Здесь ведьмы! Ведьмы! К оружию!

Тут и Зафира перестала раздумывать, повиснув на второй руке Врага.

Поскольку руки оказались заняты, Дьявол ухватил самоцветный пояс хвостом. В конюшне раздался громкий хлопок. Сейчас же кони, до той поры смирно дремавшие в денниках, заржали, завизжали, замолотили копытами воздух.

Воздух в новом помещении оказался теплым и пыльным. В неверном свете колдовского зеленого огонька едва различались кирпичные своды просторного зала. Несколько грубо побеленных колонн поддерживали невысокий потолок. Пожалуй, Зафира могла бы даже допрыгнуть до потолка. Если бы ее удалось отцепить от руки Дьявола. На второй руке так же цепко висела Константа. Увесистая камеристка ощутимо наклонила Врага в свою сторону.

Спустя несколько мгновений, путешественники поняли, что никто на них не бросается. А также поняли, что попоны с ними не перенеслись. И вообще, вся одежда так и осталась сохнуть в конюшне.

Константа представила себе отца Теребония, кропящего развешанные по всей конюшне нижние юбки, засмеялась, и наконец-то отпустила руку Дьявола.