— Верни ее, папа, или откажись от нее и дай ей уехать!

Но в любом случае ты должен поговорить с ней — спокойно и доброжелательно.

Тео молчал. Он раздумывал. А затем неожиданно воскликнул:

— Кто, черт побери, этот Генри?

— Вот и выясни это, папа.

Однако Тео и не думал ехать за Дуней. Он отправился в мастерскую, дабы окунуться в пучину своего творчества. Перед ним на мольберте — большая пустая поверхность, девственно-чистая, создающая впечатление неприкосновенности. Но он красками, кистями, мазками нарушит ее, пока она не станет напоминать ветхую, покоробившуюся стену, с вырезанными на ней таинственными руническими письменами [4].

Послание из глубины веков.

Так виделось ему его будущее произведение.

— Экспрессионистская абстракция, — произнес сзади чей-то голос.

По комнате распространился запах кожи и пота, нельзя сказать, что неприятный, просто несколько странный для его мастерской. Напоминавший о салунах и ковбоях из вестернов.

— Это ты, Лусиан.

Тео не понадобилось даже поворачиваться, он узнал говорившего по запаху.

— Мне нравится твой стиль, — продолжал Лусиан. — Я был на твоей выставке в Берлине. Настоящий класс. Невозможно объяснить. Заставляет мечтать, пробуждает воспоминания: думаешь о катастрофах и несчастной любви.

— Черт возьми! — Тео поразили слова юноши. — Не слишком ли мрачно для тебя?

— Нет, совсем нет. Лишь в темноте у меня появляются светлые мысли.

— Надеюсь, ты живешь не как пещерный человек?

— У меня лавка в полуподвальном помещении, довольно сыром, со студией звукозаписи. Для меня и моих друзей, музыкантов. Там целый день горят неоновые лампы, и вообще весьма неуютно. Поэтому мы развесили повсюду цветные лампочки и тексты наших песен.

Тео вытер кисти, сел на один из шатких стульев и кивком предложил Лусиану занять другой. У него появилось желание поговорить с юношей. Он ему нравился. В глазах Лусиана светились ум и лукавство. Романтик в джинсах и кожаной куртке. Наполовину Айхендорф [5], наполовину Тарзан.

— Слышал что-нибудь о Каналетто? — приготовившись к худшему, начал Тео.

— Бернадетто Белотто, прозванный Каналетто. Конечно. Восемнадцатый век. Больше всего любил писать Дрезден и Венецию. Его дядю, тоже художника, звали Каналом, поэтому он и стал себя называть: Каналетто — маленький Канал.