Апрель следящего года выдался теплым, и как только сошли снега, Степан вместе с остальными мужиками поехал осмотреть свои владения, что располагались в тридцати километрах от Омска. Землемер уже разметил их участки, и Степан лично поставил крестик о том, что он вступает во владение замлей. Вместе с соседями они справили избы, чтобы как можно скорее приняться за посевную. Из подъемных ста рублей, на руки Афанасьевы получили только двадцать. Остальная сумма пошла в счет выданного сельхозинвентаря, лошади и посевных семян. Вдобавок к подъемным, он смог взять ссуду в двадцать рублей в местном отделении Крестьянского Банка. На эти деньги он купил стройматериалы для избы.
Наконец, в конце мая, Степан со старшим сыном, который за зиму возмужал и прибавил еще вершок, вышли на первый посев. Земля уже просохла, и все сорняки были выполоты. Афанасьев перекрестился, и его руки привычно легли на плуг. Впервые за много лет он был счастлив.
Глава 36
После освобождения крестьян в 1827 году начался великий передел. Так как помимо того, что большинство земли экспроприировалось у помещиков для передачи бывшим крепостным, эту землю требовалось заново разметить, чтобы ликвидировать чересполосицу и увеличить надел на семью. Поэтому, в тридцатые годы, во время проведения реформы, самая востребованная в стране специальность стала землемер.
После увеличения минимального надела, земли на всех не хватило, отчего часть крестьян подлежали переселению. Община сама должна решала, кто именно переселялся. Ведь просто так, мужика с земли не сгонишь, а без земли у него оставалось всего два выбора: в город на заработки или переселиться. Здесь мы использовали политику «разделяй и властвуй», так как те, кто оставались на месте, получали больший надел, а меньшинство, которое должно было отселиться, теряло, таким образом, поддержку большинства. Первые три года страну буквально лихорадило. Обширного крестьянского бунта не случилось, как-никак они получили вольную и землю, но локальные бунты и поджоги происходили повсеместно, как и хватало желающих доказать соседу свою правоту с топором в руке. Однако, потихоньку, по мере проведения реформы, волнения начали затихать.
На первом этапе переселению подлежали порядка восьми миллионов человек. Не все переселялись в окраинные районы империи. Ибо помимо экспроприированной земли крестьянам роздали из государственного фонда. Таким образом, довольно плотно были заселены земли Малороссии и на юге империи - между Царицыным[29] и предгорьем Кавказа. Но три миллиона человек получили земли в южной Сибири и степях Казахстана.
Территории Киргизской степи[30] были населены в основном кочевыми племенами, для которых русская колонизация означала конец их привычного уклада. Хотя, как и любой гражданин империи, они могли получить пятнадцать гектаров земли, при условии, что они будут ее обрабатывать. Но, так как они вели кочевой образ жизни, и обрабатывать землю не желали, большинство из них было попросту вытеснено южнее русскими колонистами. Неудивительно, что в 1832 году это привело к восстанию в Среднем жузе[31]. Все эти годы напряжение между русскими переселенцами и местными жителями возрастало. Участились набеги на русские поселения. Для подавления беспорядков и для охраны переселенцев, в район Семипалатинска и Павлодара, мы перебросили регулярные и казачьи части. Как оказалось вовремя, ибо, в итоге, недовольство политикой империи вылилось в восстание, которое было подавленно за полгода. По итогам восстания, на территории Киргизкой степи учредили два генерал-губернаторства: Семипалатинское, и Акмолинское. За десять лет в них переселилось около миллиона колонистов из европейской части империи. До этого, на них проживали более миллиона кочевников, включая киргизов, казахов, кипчаков, найманов и прочих. Процентов семьдесят из них откочевали на юг, а остальные «осели». Точнее, согласились вести оседлый образ жизни. Назначенный генерал-губернатором Акмолинской губернии - Перовский Василий Алексеевич, старался расселять местных кочевников среди переселенцев. С другой стороны, некоторые роды организовали на полученных землях некий вариант среднеазиатского ранчо, разводя коней, овец и баранов. Это было выгодно и для поселенцев, так как завозной скот из европейской части империи стоил на порядок дороже.
Расселение крестьян в Сибири поначалу шло медленно из-за недостатка инфраструктуры, но все же, за первые пять лет за Урал переселились четыреста тысяч человек. Вдобавок, мы приобрели необходимый опыт по переселению масс людей на столь далекие расстояния. Был улучшен Сибирский тракт, который вел к границе с Китаем, а посему, после первых неурядиц, поток переселенцев достиг трехсот тысяч человек в год, Так что к концу тридцатых годов переселились все три миллиона человек, которые получили наделы за Уралом. Усиление русского присутствия в Сибири, создавало необходимую базу для дальнейшего освоения Дальнего Востока. Конечно, переселение столь больших масс людей не обходилось без жертв. Несмотря на перевалочные лагеря, где переселенцы смогли передохнуть, помыться и получить медицинскую помощь, некоторые не выдерживали тяжести пути, особенно дети. И тогда Сибирский тракт обрастал новыми холмиками с крестами.
Небольшие городки вдоль Сибирского тракта, прообраза Транссиба, выросли как грибы после дождя. Екатеринбург, Челябинск, Омск и Красноярск превратились в крупные, по сибирским меркам, городские центры. Был заложен Новосибирск. В этих городах мы открыли сельхозакадемии, для внедрения передовых навыков земледелия в массы и селекции семян для местных нужд.
Следующим этапом переселения, была колонизация балтийских губерний и Кавказа. В этом случаю планировалось частичное переселение местных жителей вглубь империи и заселение на их место великороссов. Помня, что национальный вопрос в итоге расколол империю, и что раскол случился из-за отпадения национальных окраин, я хотел это предотвратить. Так получилось, что Россия являлась континентальной империей, а ее немногочисленные выходы к Черному и Балтийскому морям были заселены малыми народами. В случае отделения этих окраин, империя лишалась большинства своих портов. Именно поэтому, колонизация этих провинций титульной нацией имела стратегическое значение.
На Кавказе шла многолетняя Кавказская война, ведущаяся, в том числе и на английские деньги. В рапортах полковника Соколова постоянно фигурировали англичане. Генерал Ермолов, планомерно проводящий наступление на горные районы, согласился с предложением выселять аулы поддерживающие повстанцев. Русские переселенцы селились в основном на равнинах, а горы, пока, оставались под контролем местного населения. И чтобы ослабить этот контроль, часть горных аулов переселили вглубь империи. С другой стороны, мы старались использовать метод «разделяй и властвуй», переменив на свою сторону некоторые роды и принимая их сыновей в русскую армию.
В прибалтийских губерниях переселенческой программы не проводилось. Пока. Дабы не создавать дополнительный очаг напряжения. На будущее была отложена колонизация Аляски, так как, пока попросту нахватало средств, для освоения столь отдаленного региона. Закрепление России на Дальнем Востоке позволяло приступить к освоению Аляски. А впереди, нас ждал Тихий океан.
Глава 37
Август в Бостоне выдался жарким, так что, дойдя до нужного адреса, Василий Андреевич Готхард оттер платком пот со лба. Он целый день провел на складе, распоряжаясь погрузкой товара, в основном тюков хлопка, на который имелся высокий спрос в империи. И хотя хлопок, купленный напрямую, в более южном Чарльстоне стоил дешевле, Василий Андреевич предпочитал Бостон. Здесь у него уже появились деловые связи, и по популярности среди российских купцов, Бостонский порт считался вторым после Нью-Йорка. Очень часто торговцы скупали хлопок «всем миром» дабы сбросить цену. И зачем спрашивается тогда идти в Чарльстон? Да и промышленных товаров в Бостоне на порядок больше, что позволяло разнообразить ассортимент. Но, помимо купеческого, был у Василия Андреевича и другой интерес в Бостоне, а именно - местная ирландская община.
Большинство ирландцев иммигрировали в США в надежде на лучшую жизнь, но были среди них и те, кто уехал из-за нежелании жить под англичанами. И хотя Ирландия находилась под властью англичан уже несколько веков, они так и не смирились с этим, периодически восставая в надежде восстановить независимость. Вдобавок, присутствие английских колонистов-протестантов являлось вдвойне оскорбительным для ирландцев - ревностных католиков. Вот так и получилось, что в Америке, за тысячи миль от изумрудного острова, многие ирландцы лелеяли мечту о независимости своей родины. И некоторые из них, в основном молодые и решительно настроенные, организовали подпольный союз, целью которого стало вооруженное сопротивление английской оккупации.
Именно эти ирландцы и интересовали, прежде всего, господина Готхарда - российского торговца хлопком и, по совместительству, лейтенанта имперской разведки. В Большой Игре между Россией и Англией, ирландская карта была большим козырем, впрочем, как для Британии такими козырями были попеременно: Османская империя, Персия и кавказские горцы. Вот так, волею судьбы, два года назад Василий Андреевич первый раз оказался в США. Он знал, что помимо него, на восточном побережье действуют более десятка агентов, но он лично, знал лишь еще одного - Петра Мищугина, который тоже «работал» в Бостоне. Мищугин работал в Русском торговом представительстве, и поэтому жил в Бостоне постоянно - налаживая контакты с местными властями, бизнесменами и журналистами.
Лейтенант Готхард происходил из остзейских немцев, обрусевших несколько поколений назад - еще при Анне Леопольдовне. С незапамятных времен, его предки служили в армии - сначала в шведской, ну а потом и в русской. А посему вопрос выбора карьеры в семье Готхардов не стоял. Военная стезя была единственным поприщем, где они себя мыслили. Закончив Виленское военное училище пятым на своем курсе, молодой офицер попал в Смоленский полк, где после года службы его рекомендовали в пятый отдел генштаба, который занимался внешней разведкой.
С тех пор жизнь Василия Андреевича круто изменилась. Попав в недавно созданную разведшколу под Москвой, молодой человек возмужал и стал смотреть на жизнь иначе. До разведшколы в его жизни все было ясно и понятно. Смысл жизни своей он видел в служении царю и отечеству, постепенно продвигаясь по подполковника, а может статься и выше, смотря, как повезет. Ну и семья конечно - как же без этого в жизни добропорядочного лютеранина. А там и сыновья появятся, которые продолжат славные традиции рода Готхардов. В разведшколе же учили, что можно и нужно лгать и изворачиваться, ежели это приносит пользу отечеству. И что мир не устроен так прямолинейно, и что есть закулисная жизнь, где кодекс офицерской чести зачастую не применим и что нужно уметь искать потайные пружины, нажимая на которые, можно манипулировать людьми. Все это внесло страшную сумятицу в голову молодого офицера. Впрочем, тут он был не одинок, ибо многие его сокурсники чувствовали себя примерно так же.
Их выпуск оказался довольно пестрым по составу, и отражал тот плавильный котел, коим стала русская армия. На курсе учились и выходцы из семьи потомственных военных, таких как Готхард, и дети вчерашних крепостных, и представители купеческого сословия. Что интересно, выходцы из низов приспособились быстрее, так как с детства привыкли к выживанию, и имели за плечами больший жизненный опыт, чем дворянские дети. Готхарду, привыкшему быть одним из первых, пришлось нелегко. Ибо те задачи, которые ставились перед курсантами, требовали от него превозмочь свои былые убеждения, в то время, как сын бывшего крепостного воспринимал эти задачи совершенно естественно. Но, Готхард не был бы самим собою, если бы не сумел превозмочь свои предубеждения. В этом, рекомендовавший его комбат, не ошибся. Так как молодой человек был честолюбив и отличался завидной самодисциплиной.
Два года, проведенные в спецшколе, пролетели очень быстро. После ее окончания, Василий Андреевич провел год в Королевстве Польском, в качестве помощника инженера по установке телеграфных аппаратов. Благо с телеграфными аппаратами он ознакомился во время учебы. За этот год он много разъезжал по Польше, пользуясь служебным положением. В том числе он посещал воинские части и правительственные учреждения. Его отчеты регулярно, раз в месяц, отсылались специальным связным курьером на родину. Так как все свое детство он провел в Виленской губернии, он довольно сносно говорил по-польски, чем располагал к себе поляков, что было немаловажно в его работе. Этот год стажировки в Королевстве Польском, Василий Андреевич получил нашивки старшего лейтенанта и новое распределение - на этот раз в далекие США.