- Да уж, приголубим нехристей двенадцатифунтовым, - зубоскалил Григорий, возясь с лафетом, - Оно конечно стены тут каменные, но уж построены больно неказисто. Мы в них вмиг брешь проделаем.
- Ты енто, Григорий, не загибай, - ответил Матвей Иванович, - тута аж две стены, да ешо ров с водою засыпать надобно. Неделю можем провозиться.
Небольшой отряд артиллеристов готовил позицию для обстрела, вгрызаясь в каменистую почву. Обозные уже подвезли ящики со снарядами, которые сложили в небольшом углублении. «От греха» - как прокомментировал это Матвей Иванович, потому как осажденные тоже имели свою артиллерию, пытаясь нарушить ход работ русских саперов.
В самом городе, где в основном жили армяне, разгорелись нешуточные страсти. Население города призывало сердара сдать город русским, но Хусейн-хан Каджар отказался, надеясь за толстыми крепостными стенами дождаться подмоги от Фетх Али-шаха. На всякий случай были взяты в заложники семьи влиятельных армян, дабы предотвратить возможное пособничество русским. Большинство ханской армии погибло или попали в плен при Караклисе, но в городе находился пятитысячный гарнизон, усиленный остатками разбитой армии. На стенах имелась многочисленная артиллерия, правда обслуга при пушках состояла в основном из армян, которые сочувствовали русским, а посему нечего было удивляться ее неэффективности.
На следующий день заговорили осадные орудия, методично превращавшие каменные станы в щебень. Русские саперы, под огненным прикрытием, рыли штурмовые траншеи в сторону крепостных стен. Остальные солдаты готовились к штурму, тренируясь на импровизированных укреплениях, сколоченных из бревен. Но до штурма не дошло. Армянское население города взбунтовалось и вооружившись дедовским оружием, вышло на стены. Видя, что дальнейшее сопротивление бесполезно, сардар выкинул белый флаг, и ровно первого сентября русская армия вошла в город.
Население города встретило русских солдат с ликованием. Для них это значило освобождение от персидского ига. Многие предлагали разместить солдат у себя в домах, но Ермолов, соблюдавший осторожность, приказал, чтобы солдаты селились отдельно, а многих и вовсе оставил вне стен Эривани, на всякий случай.
Расчет Матвея Ивановича вошел в город с одной из пехотных колон. Солдаты шли по узким улочкам, среди каменных и глиняных домов с выцветшими на солнце стенами. Кое-где улочки были вымощены камнем, и тогда солдатские сапоги и колеса пушек эхом отзывались среди древних каменных стен. В центре города высились минареты главной мечети, там, где сарбазы побросали оружие. Целая гора из ружей, сабель и пистолетов возвышалась на главной площади, перед входом в мечеть. Вокруг нее мухами вились интенданты, составляя списки и распоряжаясь, куда свести все это добро. Наконец, пройдя почти весь город, усталые солдаты добрались до домов, которые отвели им под постой. Необъяснимо как, но ротный квартирмейстер сумел организовать баню, использовав в качестве основы местный хамам.
А вечером, в сардарском дворце состоялась первая постановка пьесы Грибоедова «Горе от ума»[15]. Александр Сергеевич самолично руководил постановкой пьесы, а в качестве актеров выступили офицеры русской армии.
Итог этому походу подвел артиллерист Григорий, заявивший: «што бабы, в родной Костроме, все едино краше».
А тем временем корпус генерала Паскевича, перейдя персидскую границу, форсированным маршем шел к Тевризу[16]. Василий, в составе Новгородского полка шел в одной из колон, с ружьем на плече, мерно топча дорожную пыль, как и тысячи его сослуживцев.
- Колонна, стой, - крикнул капитан, и солдаты остановились посреди пустынной дороги.
- Первая и вторая рота вперед, а остальные за ними. Занимаем позиции вон на том холме, - капитан указал на невысокий холм в полверсты к западу.
Как оказалось, вернувшийся казачий разъезд сообщил, что неприятель находиться неподалеку, в десяти верстах, заняв небольшую деревеньку и закрепившись на нескольких возвышенностях по обеим сторонам дороги. Абасс-Мирза собрал новое войско, чтобы вновь помериться силами с северным соседом. После этого известия, вдоль дороги проскакали вестовые с приказом генерала о выдвижении на исходные позиции. Походная колонна разбилась на отдельные отряды, которые образовали четкие линии, в соответствии с заранее разработанной диспозицией. Выдвижение персов не стало сюрпризом. После того, как они отказались сесть за стол переговоров, стало ясно, что шах все еще надеется на благоприятный для себя исход войны. Казачки все время похода находились в десяти- пятнадцати верстах впереди от основных сил, выслеживая неприятеля.
Опасаясь засады, Паскевич приказал заранее перестроиться в штурмовые колонны, дабы персы не застали корпус врасплох, напав на растянутую на марше пехоту. Драгуны, уланы и часть полевой артиллерии были посланы генералом в обход, чтобы попытаться зайти во фланг укрепившимся персам. Через полтора часа быстрого марша перед передовыми частями русской армии предстала неказистая деревенька, вся из глинобитных домишек с невысокими плетеными заборами. В деревне и на окрестных холмах виднелись синие мундиры сарбазов. Генерал уже знал от вернувшихся разъездов, что Абасс-Мирзе удалось собрать порядка двадцати тысяч человек под свои знамена. И хотя корпус Паскевича насчитывал всего двенадцать тысяч человек, он состоял в основном из обстрелянных ветеранов, тогда как наиболее боеспособная часть шахского войска полегла под Шушей. Поэтому генерал не сомневался в победе. Но для принуждения персов к скорейшему миру, надобно было их разгромить, чтобы отбить дальнейшую охоту продолжать бессмысленное кровопролитие.
Василия с Игнатом послали помогать окапывающимся неподалеку артиллеристам. С кряхтением они помогали складывать ящики с ядрами и гранатами возле пушек.
- Хорошо, что еще утро и не так печет, - сказал, тяжело дыша, Игнат.
- Пока окопаемся, как раз полдень стукнет, так что еще попотеем, - улыбнулся Василий.
- Вот уж гадят басурмане, даже пообедать не дают, - пробурчал Игнат.
- Дык, куды тебе обедать, - ответил Василий, - пожуй сухарь, раз уж припекло.
Когда все ящики с подводы оказались аккуратно уложены подле орудий, товарищи сели у ящиков, чтобы отдышаться.