– Я не забыл тебя, – спокойно ответил я, – но ты не оставила мне выбора, Дакота. С тех пор как ты переехала, мы почти не общались. Это ты порвала со мной, помнишь?
Я смотрел на нее. Она не поднимала глаз.
– Когда ты поступила в академию, ты хотела сосредоточиться на себе. Я понял. Я оставил тебя в покое, и ты не сделала ничего, чтобы остановить меня. Ты вообще не пыталась как-то сохранить контакт между нами. Ты ни разу не звонила первой, не сразу отвечала на мои звонки. Теперь ты сидишь передо мной и ведешь себя так, как будто я злодей, потому что сходил с кем-то в бар.
Пора прикусить язык, возможно, все обойдется. Я действительно не хочу с ней ссориться. Я просто хочу открыто и честно поговорить.
Она прожгла меня взглядом.
– Значит, ты
Меня чертовски огорчило, что из всего сказанного она услышала только это.
Я старался проследить хоть какую-то логику в ее обвинениях, но я не знал, что именно Нора рассказывала ей о нас. Весь вечер я снова и снова повторял, что мы с Норой не встречаемся, но она не слушала. И вот теперь предлагает мне придерживаться некого нового стандарта поведения и не встречаться с девушками, хотя раньше ни разу об этом не заговаривала.
Будь она на моем месте, я бы ей поверил. Я знал Дакоту достаточно хорошо и не стал бы сомневаться, что она говорит правду. Она все усложняет. Зачем?
– Прекрати врать. – Она взмахнула руками, и на запястьях зазвякали металлические браслеты. – Я понимаю, Лэндон, она старше и она красивая и дерзкая, мужчины таких любят. Тебе тоже это нравится, и ты нашел мне замену.
Я мог сидеть и злиться, слушая, как она придумывает объяснения тому, что произошло, или мог прикусить язык и вспомнить, что она пьяна, расстроена и в последнее время у нее было много проблем.
Я со вздохом поднялся с подлокотника дивана, опустился перед ней на колени и посмотрел в лицо, на котором читалась непреклонность.
– Я никогда бы не солгал тебе о чем-то таком. Я говорю правду.
Ее руки лежали на коленях, и я взял их в свои. Прикосновение к ее холодной коже навеяло воспоминание: мы в пятнадцать лет обжимались на заднем дворе. Ее руки закоченели, и она засунула их под мою рубашку, чтобы согреть на теплом животе. Мы целовались, и целовались, и не могли остановиться, и вернулись в дом, только когда промерзли до костей, но нам было плевать.
– Я могу тебя кое о чем спросить?
Ее голос стал мягким, и я почувствовал, как что-то тает внутри меня.
Я ее обожаю.
Я конченый человек.
Всегда был.
Всегда.