Я почти дописал работу, заданную на эту неделю. Второй год обучения абсолютно не похож на первый. Я очень рад, что кончились нудные обязательные предметы для первокурсников и теперь можно начать профессиональное обучение. Похоже, я наконец приблизился к карьере учителя младших классов.

В этом месяце я прочитал две книги и пересмотрел все новые фильмы. А Тесса поддерживает в квартире такую чистоту, что мне ничего не приходится делать по хозяйству. В принципе, в свободное время мне делать нечего, потому что у меня почти нет знакомых, кроме Тессы и нескольких сотрудников в «Мельнице». Не думаю, что смог бы общаться с ними вне кофейни, за исключением Поузи. Хотя есть еще один классный парень Тимоти, с которым мы вместе посещаем курс обществоведения. На второй же день занятий он пришел в футболке «Буревестника», и мы разговорились о хоккейной команде из моего города. Со случайными людьми я обычно разговариваю о спорте и фэнтези. Приходится признать: мне нелегко заводить новые знакомства.

Моя жизнь довольно однообразна. В кампус и обратно в Бруклин езжу на метро, на работу хожу пешком и так же возвращаюсь домой. Привычные дела и маршруты – ничего особенного. Тесса считает, что я в депрессии, поэтому мне необходимо найти новых друзей и больше развлекаться. Я мог бы в ответ заявить, что ей стоит воспользоваться собственным советом, но не секрет, что проще ругать заросший двор соседа, чем стричь собственный газон. Несмотря на то, что и моя мама, и Тесса уверены, что мне недостает общения, я всем доволен. Мне нравится работа и занятия в этом семестре. Я радуюсь жизни в спокойном районе Бруклина и учебе в новом колледже. Конечно, все могло быть лучше, но и так все в полном порядке. Никаких проблем и обязательств. Просто нужно быть хорошим сыном и преданным другом.

Я посмотрел на часы и с содроганием обнаружил, что еще нет и десяти. Из-за женской компании, оживленно обсуждающей разводы и детей, мне не удалось закрыть двери кофейни в обычное время. От столика неслось так много «Ой!» и «О нет!», что я предпочел оставить их в покое, пока они не решат жизненно важные проблемы и не уйдут сами. В четверть десятого магазин опустел. На столе остались салфетки, недопитый холодный кофе и недоеденные пирожные. Беспорядок меня не огорчил, поскольку уборка заняла еще несколько минут. Я потратил кучу времени на закрытие, педантично, как можно медленнее, наполнял металлические салфетницы, емкости для льда и контейнеры для молотого кофе. Подметал с пола отдельно каждый фантик.

Время не на моей стороне – оно вообще редко мне помогает, но сегодня дразнит, как никогда, и я начинаю размышлять о наших отношениях с Дакотой. Каждая проходящая минута – это шестьдесят секунд издевательства: медленно движется маленькая стрелка на часах, но, кажется, совсем не трогается с места, как будто время застыло. Чтобы скоротать время, начал сам с собой детскую игру: задерживал дыхание – каждый раз на тридцать секунд дольше. Через несколько минут мне это наскучило, и я отправился в подсобку пересчитать выручку за день. Тишину в кофейне нарушало только гудение машины для льда. Наконец-то десять часов, мне незачем торчать здесь дольше.

Уходя, последний раз окидываю взглядом магазин. Все в порядке: каждое кофейное зерно на своем месте. Обычно я закрываю «Мельницу» не один, а с Эйденом или Поузи, по графику. Поузи предлагала свою компанию, но я слышал ее разговор и понял, что она не может найти няню для младшей сестры. Скромная и немногословная, Поузи не любит делиться подробностями своей жизни, но по некоторым деталям я понял, что заботе о сестренке она посвящает много времени.

Заблокировав сейф и включив сигнализацию, я запер дверь. На улице сегодня свежо: легкий холодок тянется с реки и захватывает весь Бруклин. Мне нравится смотреть на воду. Так я почему-то отрешаюсь от городской суеты.

Хотя от Бруклина до Манхэттена рукой подать, они совсем не похожи друг на друга.

Я вытащил ключ из замка и ступил на тротуар. Мимо прошли четверо – двое мужчин и две женщины. Мне с ними по пути. Высокий парень был одет в свитер «Браунс»[2]. Интересно, он знает их результаты в этом сезоне? Наверное, нет, иначе вряд ли бы носил на груди эмблему с такой гордостью. Поклонник «Браунс» разговаривал громче всех, к тому же у него оказался неприятный низкий голос. Мне показалось, что он пьян. Я решил уйти от них подальше, перешел на другую сторону улицы и позвонил маме. Сообщил, что у меня все хорошо и ее единственный ребенок пережил еще один день в большом городе. Я поинтересовался, как она себя чувствует, но она, как обычно, не ответила на вопрос и принялась расспрашивать о моих делах.

Мама переживала из-за моего переезда не так сильно, как я опасался. Она надеялась, что в Нью-Йорке я буду счастлив с Дакотой. Во всяком случае, так предполагалось. Переезд должен был влить свежую струю в старые мехи наших потускневших отношений. Я думал, нас разлучило расстояние, но, оказалось, Дакота жаждала свободы. Осознание этого стало для меня неожиданностью. Ведь я никогда не вел себя с ней как собственник: не пытался контролировать или указывать, что делать. Я сам этого не люблю. С того памятного дня, когда по соседству с нами поселилась потрясающая девушка с вьющимися волосами, я знал, что в ней есть что-то особенное, что-то необычное и настоящее. Я тоже никогда не скрывал своего отношения к ней (как бы я мог? Зачем?) и всегда поддерживал ее стремление к независимости. Мне нравился ее острый язык и привычка настаивать на своем. Все пять лет, пока мы были вместе, я верил в Дакоту и старался ей дать все, в чем она нуждалась.

Когда ее мучили страхи из-за переезда из Сагино в Нью-Йорк, я изо всех сил ее успокаивал. Мне самому дважды доводилось менять место жительства: из Сагино я уехал в Вашингтон, где продолжил учебу и окончил школу. Я постоянно напоминал Дакоте, почему для нее важен этот переезд, – говорил о ее любви к балету и ее большом таланте. Не проходило и дня, чтобы я не повторял, какая она замечательная и что ей следует гордиться собой. Несмотря на кровавые мозоли на ногах, она репетировала день и ночь. Таких целеустремленных людей, как Дакота, я в жизни не встречал. Когда мы были подростками, учеба на «отлично» давалась ей легче, чем мне, и она всегда работала. Как-то раз моя мама работала и не могла ее подвезти. Так Дакота проехала до стоянки грузовиков, где подрабатывала кассиром, полтора километра на велосипеде. В шестнадцать лет я получил права, она позволила своему отцу заложить ее велосипед, так как их семья нуждалась в деньгах, и я с удовольствием ее повсюду возил.

И все же мне кажется, что в своей семье Дакота никогда не чувствовала себя так свободно, как ей хотелось. Ее отец не любил, когда она или ее брат Картер уходили из дома. Но щиты, которыми он закрывал окна, не могли удержать детей взаперти. Уехав в Нью-Йорк, Дакота узнала совсем другую жизнь. Не нужно было смотреть, как отец медленно погибает от вспышек гнева и пьянства. Не требовалось пытаться загладить вину за смерть брата. Она осознала, что никогда не жила по-настоящему. Моя жизнь началась, когда я встретил Дакоту, но для нее все было иначе.

Мне было очень больно, когда наши отношения закончились, но я ни в чем ее не винил. И сейчас я против нее ничего не имею. Не стану отрицать, что до сих пор жалею, что совместное будущее, которое мы планировали, никогда не наступит. Я надеялся, что мы вместе снимем квартиру в Нью-Йорке и каждое утро я буду просыпаться рядом с ней и чувствовать сладкий запах ее волос. Мы собирались обойти все парки и посетить самые необычные музеи города. Я возлагал на переезд столько надежд. Я рассчитывал, что начнется новая жизнь, а не закончится прошлая.

К чести Дакоты надо заметить, она осознавала свои чувства и рассталась со мной до того, как я собрался в Нью-Йорк. Она была со мной честна и не пыталась изобразить то, чего нет, пока все не дошло до абсурда. Однако к моменту, когда она разорвала отношения, я уже слишком настроился на перемены, чтобы внезапно отказаться от своих планов. Я заранее оплатил занятия и внес депозит за квартиру. Но я ни о чем не жалею. Оглядываясь назад, я понимаю, что мне и вправду нужно было переехать. Хотя я не в восторге от этого города – меня он не очаровал, как многих других. Я не собираюсь оставаться здесь после колледжа, но на сейчас меня все устраивает. Вообще, мне хотелось бы поселиться в каком-нибудь тихом месте, где солнечный свет радует глаз и покрывает загаром кожу.

Хорошо, что Тесса со мной поехала. Правда, обстоятельства, к этому приведшие, оказались нерадостными, но мне было приятно помочь ей сбежать от проблем. Первым человеком, с которым я подружился в Вашингтонском центральном университете, была Тесса Янг, и она оставалась для меня единственным другом до самого выпуска, как и я для нее. Первый курс принес ей немало сложностей. Кроме всего прочего, она влюбилась в парня и почти сразу же с ним рассталась. А я оказался в сложном положении – между сводным братом, отношения с которым и так оставляли желать лучшего, и Тессой, которую он же бросил.

Я распахнул перед Тессой двери, как только она попросила, и сделал бы это снова. Мне нравилась идея делить с ней квартиру, было очевидно, что ей это поможет. Мне приятно быть хорошим товарищем. Я всю жизнь был отличным парнем, и эта роль удавалась мне как ни одна другая. И я не люблю быть в центре внимания. В последнее время я осознал, что практически всегда стремился избегать подобных ситуаций.

Меня считают надежным человеком и преданным другом. По-моему, это просто замечательно. Когда в Мичигане все пошло наперекосяк, я хотел пережить печаль в одиночестве. Я не нуждался в сострадании, особенно от Дакоты.

Безусловно, ей было так же больно. И не важно, что я сделал, этого уже не исправить. Я оставил Тессу наедине с ее горем и вынужден был наблюдать со стороны, как трагедия, которую я изо всех сил старался предотвратить, разрывала ее мир на части. Она была моей исцеляющей повязкой, а я был ее спасительной сетью. Я удержал ее, когда она падала, и мы всегда будем связаны друг с другом – дружбой или чем-то большим. Нас навсегда объединила боль, которую мы вместе пережили.

Я не часто думаю об этом, стараюсь стереть воспоминания. Клубок проблем остался в прошлом, запечатан суперклеем и похоронен под трехметровым слоем бетона.