— Видели? Так я поступлю с каждым, кто попытается покинуть ряды «Алаша».

Отряд разделили на две группы. С первой в самолет погрузился Агаев, а со второй — его заместитель Бесиналиев. В обоих рейсах на борту четырехмоторного бомбардировщика находились зондерфюрер Граве, обер-лейтенант Гамке и лейтенант Паулюс, который обучал в Люкенвальде диверсантов прыжкам с парашютом. Он остался недоволен своими учениками. Всех, за исключением Агаева, пришлось силой выталкивать из самолета. Вернувшись в Бухарест, Граве и Гамке прочитали первую шифровку:

Обер-лейтенант Гамке поспешил в Берлин, чтобы сообщить шефу о результатах заброски. И, докладывая, он, конечно, умолчал о том, что на обратном пути не смог удержаться от соблазна и разрешил командиру самолета обстрелять на Гурьевском рейде мирные беззащитные корабли.

Почти неделю пробыл Агаев в урочище, не решаясь оторваться от базы. Только 11 мая, прихватив пятерых диверсантов, он отправился на ближайшую колхозную ферму. Ему не так уж хотелось отведать свежей баранины, как узнать, не скрываются ли здесь, в барханной глуши, дезертиры, которых можно вовлечь в отряд «Алаш». Но на другой же день после, казалось бы, невинного разговора с бригадиром он увидел редкую цепочку вооруженных конников и ужаснулся, догадываясь об истинной цели их появления в Саркаске.

— Это нас выдал тот старик с фермы! — объяснил Агаев и приказал открыть огонь.

Под покровом ночи диверсанты оторвались от чекистов. Убегая, они ограбили ферму и, зверски избив, увезли с собой Байжана Атагузиева.

Ливень настиг Агаева в урочище Жана-Секе — неширокой с отлогими краями впадине, задохнувшейся в горьком запахе полыни. Верховой ветер разогнал тучи, и косматое солнце снова палило землю. Диверсанты, промокшие до нитки, лежали на траве и молча глядели, как Агаев ведет к гребню урочища Байжана. Они не слыхали, что сказал Агаев и что ответил ему старик в разорванной сатиновой рубашке и с руками, туго стянутыми веревкой. В слепящем мареве на гребне будто врубились две черные фигуры. Видно было, как старик плюнул в глаза Агаеву, а тот медленно поднял пистолет. И степь отозвалась на звук выстрела коротким и гневным эхом.

Вечером с привала бежали Бастаубаев и Калиев. Разъяренный главарь отобрал у рядовых диверсантов документы, усилил на ночевку охрану, назначая на посты преданных ему людей. На третью ночь скрылись в барханах пятеро, а потом еще двое. Они бежали от Агаева, словно от чумы. Бежали, не рассчитывая особенно на прощение, потому что это были не наивные люди, затянутые обманом в сети фашистской разведки, а матерые головорезы. Среди них были сыновья крупных баев, уголовник-рецидивист, старший полицейский из концлагеря в городе Сувалки, истязавший заключенных, и даже бывший палач из гестаповской тюрьмы. Но они все-таки бежали, влекомые крохотной надеждой. А с Агаевым, и это они отлично понимали, их неотвратимо ждала только смерть.

Теснимый оперативными группами, Агаев петлял по урочищам, стараясь прорваться то в горы Алатау, то к линии железной дороги. Вместе с ним остались два его заместителя — Бесиналиев и Баташев, старший радист Закиров и адъютант Днищев. Утром 20 мая в песках, на подходе к нефтекачке № 3, чекисты зажали в кольцо командную верхушку диверсантов.

Один из оперативных работников, пригнувшись к бархану, крикнул:

— Сдавайтесь, Агаев! Вы окружены!

В ответ резанули длинной очередью из автомата. Чекист тщательно прицелился и первым же выстрелом сразил автоматчика. Через полчаса все закончилось. У чекистов был легко ранен лишь боец военизированной охраны нефтекачки. А в барханах, присыпанные песком, валялись пять трупов…

Из полевой сумки Агаева извлекли несколько тетрадных листочков. Начальник оперативной группы УНКГБ Лопатко мельком взглянул на них и не поверил своим глазам. Он тут же высказал Шармаю смелое предположение.

Шармай недоверчиво покачал головой:

— Ну, знаете! Такого еще не бывало. Да и быть не может! Что они — совсем с ума посходили?

Но Лопатко оказался прав. Эти листочки, пожалуй, были самым ценным трофеем чекистов. Вряд ли когда-нибудь станет известным, почему Агаев таскал их в своей сумке и перед вылетом из Бухареста не отдал Гамке. Да это теперь и не имеет значения. Драгоценные листочки, аккуратно размноженные, долго оставались очень важными документами советской контрразведки. Ведь на них рукою Агаева были записаны имена, фамилии, год и место рождения агентов, лично завербованных им для фашистской разведки!

Вскоре опознали того, кто скрывался под фамилией Агаев. Это был некий Амирхан Тлеумагамбетов, служивший в начале тридцатых годов агрономом в Жилокосинском райземотделе. Вспомнили, что в молодости он околачивался в белокошемных байских юртах и был из породы тех пакостных людишек, которых в свое время в русских селах называли метким словом — подкулачник.

Но последняя страница в истории этой безумной авантюры еще не была дописана. Среди пойманных девяти диверсантов оказался радист Махмудов. Ему были известны код, пароль и переговорная таблица большой рации. Приближался день, когда Агаев обещал связаться с берлинским радиоцентром. Диверсанты рассказывали, что главарь хвастался, будто бы по первой же его просьбе в советский тыл забросят остальных людей из отряда «Алаш». Тогда родилась мысль завязать с шефом Агаева радиоигру.

В конце мая вызвали Берлин. В эфир ушла шифровка: