Вы ничего не создаёте именно потому, что вас приучили ничего не создавать, ничего не делать, кроме этого. А кто вас приучил?
— Они, — крикнул кто-то из-за спины Крэйннара.
— Верно. Но знаете, иногда нужно просто заставить работать свой мозг и свою волю. А не одну лишь тягу к уничтожению. Создайте свой мир, параллельный. И если это будет массово, вами уже сложно будет управлять, сложно толкать вам транарис, если вы захотите другой пищи. Пока что — вы все здесь живёте именно так и делаете именно то, что от вас хотят номы.
— Кончай слушать этого зануду, — выдал кто-то другой из толпы. — Хрен ему, я не брошу свою прелесть.
— Лучше послушай его, Киндар. Он правильно говорит.
Крэй бесился, и я понимал, что переборщил с нравоучениями. Но Тенемхет сказал, я был Командующим, а значит это было моей профдеформацией: толкать речи перед толпой воинов когда-то было обычным делом. Я потёр шею, оглядывая народ и ожидая вердикта Крэйннара.
На лице Крэя был написан внутренний диалог и сомнения, и злость, и снова сомнения. Это надолго, а потому я бросил:
— Я буду их тренировать, если ты начнешь с них, и они бросят транарис.
— Душный ЗОЖник, — выругался Крэй, выходя из раздумий, но так и не найдя, что возразить.
— Можешь хоть своей бабушкой меня называть, но если я буду их тренером по карао, правила будут моими.
— Настоящий сенсей, — с гордым сарказмом прокомментировала взявшаяся из ниоткуда старуха Инрит.
— Ладно, приходи завтра, — продолжил Крэйннар, — я выполню твоё условие.
— За один день? Как?
— Поверь я смогу, — недобро ухмыльнулся тот. — Это Нитро. Моя правая рука. Будешь с ним контактировать по этому вопросу.
Парень с железными зубами и лицом, полностью покрытым татуировками, шутливо отдал мне честь. Я уже собрался уходить, как Крэйннар опять схватил меня за предплечье.
— Ты уже что-то выяснил у Аннарин?
— Я ещё не видел её с утра.
— Ты как-то не торопишься, — его взгляд маниакально бегал по моему лицу. Кажется, у него интоксикация. Быстро он забыл свою «предыдущую любимую».
Напарник. Мой напарник. Это слово от СКИРа засело у меня в башке, пока я снова летел на аэробайке. Какая-то очередная смутная боль. Я знаю, что у него были чуть раскосые глаза, как у Хайгона. Но сердце заныло так, словно его уже не было. Своим глубинным зрением я видел похоронную капсулу, отделяющуюся от корпуса корабля. Он был в ней. Кстати, о Хайгоне.
Он всегда был на своём месте, в какое бы время я ни пришёл.