– Прошу проходите, мисс Пэг.
Это вроде и было приглашением, а прозвучало как приказ. Не желая показывать характер и потакать тут же проснувшемуся возмущению, я подчинилась и осторожно обошла мадам Дюваль, направляясь прямо к столу, со стороны которого раздался этот самый голос.
Мсье Дюваль был точной копией своего старшего сына, только на пару десятков лет старше. Такой же холодно-красивый, такой же, на первый взгляд, непримиримый и не допускающий возражений. На нем тоже был шикарный костюм, который сидел как влитой.
Некоторое время отец Армана рассматривал меня, но совсем не так, как его жена. Он изучал меня так, словно хотел знать, что творится у меня в голове, на что я способна, чего от меня ждать. Даже страх не позволил опустить голову, я смотрела в темные глаза Северина Дюваля открыто, поскольку знала, что вины перед ним не имела. Внутри я походила на дрожащего ребенка, снаружи старалась выглядеть спокойной. Моя паника либо оттолкнет этого человека от меня, либо доставит ему удовольствие, подтверждая власть. Ни того, ни другого мне не хотелось.
Мсье Дюваль отодвинулся от стола, сложив тяжелые ладони на гладкой поверхности, чуть приподнялся, приближаясь, и спросил:
– Кто заказал статью?
Такого вопроса я не ожидала. То есть ожидала, конечно, но не так скоро. Выходит, он понимает, что ее писала не я? Нет, скорее Северин Дюваль считает, что мне хорошо за нее заплатили. Сердце сжалось в крошечный комок, его стук отразился где-то в висках.
– Я не знаю.
А что еще можно было на это ответить? Я ведь действительно не знала, кто заказал эту чертову статью.
– Детка, тебе жить надоело? – вмешалась мать Армана. – Ты вообще соображаешь, с кем связалась?
Ее гнев можно было ощутить, потрогать руками. Он будто навис надо мной, угрожая обрушиться на голову и похоронить меня под руинами этого старого особняка. Я медленно перевела взгляд на едва сдерживающую себя женщину и точно так же открыто посмотрела ей в глаза. В отличие от глаз детей у матери они были серыми, такими светлыми, что местами казались прозрачными. Эта странная особенность делала лицо мадам Дюваль хищным.
– Я ни с кем не связывалась, – медленно и четко выговорила каждое слово.
Понимала, что сейчас противостоять ярости этих людей просто бесполезно, как и доказывать свою невиновность. Я лишь сошка, песчинка в этой мельнице богов, жернова которой мелют медленно, но неумолимо. Я ничего для них не значу, и завтра они могут не вспомнить моего имени. Сейчас моей задачей было во что бы то ни стало выжить и найти нужные ответы, чтобы отвести от себя эти самые жернова.
Жаклин Дюваль схватила со стола газету и буквально ткнула меня в нее носом.
– Разве здесь не твое имя стоит? – спросила она.
– Мое, – кивнула я, ощущая, как отяжелели ноги.
Слабость накатила неожиданно и с такой силой, что я чуть было не схватила женщину за руку, сжимающую газету. Откуда это взялось? Я знала, что такое страх, не понаслышке. Мне были знакомы его мерзкие липкие руки, его власть, сдавливающая горло, отчаяние, которое он приносит. В эту минуту все было иначе. Ничего подобного я еще никогда не испытывала. Мне казалось, что эту слабость принес проникающий в душу взгляд мадам Дюваль.
– Я знаю, что незадолго до убийства Кароль Пети ты хотела встретиться с моим сыном, это так?
Северин Дюваль вышел из-за своего стола и тоже подошел, но не слишком близко, а как бы аккуратно оттесняя от меня жену. Как только она отвела глаза, дышать стало значительно легче. Слабость сама собой ушла, будто ее и не было вовсе.
– Так, – ответила, чувствуя, как стремительно возвращаются силы.