Я смотрю на то, как он заходит в прозрачную душевую кабину, как моет свое крепкое сильное тело. Смотрю на то, как одевается в дорогущий костюм и застегивает на запястье одни из десятков Ролексов.
— Амин…, — зову тихо.
Он подходит ко мне, наклонившись, целует мою ягодицу. Я все еще лежу на животе, абсолютно голая, разморенная от недавних ласк.
— Скажи… Если я живу в твоей комнате. Зачем тебе остальные девочки?
Он замирает. Смотрит на меня внимательно.
— Ты о чем?
— Твой гарем…, — произношу, и чувствую как лицо заливает краской. — У тебя ведь я… или тебе меня мало?
Несколько секунд он молча смотрит на меня. И я уже начинаю жалеть о том, что спросила. Но я совру, если не признаю, что эта мысль грызет меня червем. Его губы кривит улыбка. Наглая такая, довольная.
— Маленькая кошка ревнует своего хозяина? — смеется. Проводит пальцами по контурам позвонка. Наклоняется, и целует шею у самой мочки уха.
— Не ревнуй, кошка. Ты у меня любимица.
Амин поднимается и выходит из комнаты, а я зло смотрю ему вслед. Любимица. Можно подумать я должна прыгать от счастья!
Смотрю на часы и понимаю, что сейчас как раз будет меняться караул в подвале. Значит, я могу попасть к нему…
Подскакиваю с кровати, принимаясь одеваться. Я должна попасть к нему, нужно только раздобыть где то аптечку.
Захожу в комнату и сканирую ее пространство. Сердце замирает, когда я не вижу ее. А потом раздается тихий, жалобный всхлип.
Она спряталась за закрытой шторой. Только сейчас замечаю небольшую неровность в самом углу. Подхожу к ней, и, отдернув ткань, опускаюсь рядом на колени. Она на полу. Обняла себя за ноги, сотрясается от рыданий. Маленькая, испуганная девочка.
— Хадия, не плачь, — произношу тихо, у самой голос дрожит. А она вздрагивает от звучания моего голоса. Глаза поднимает, а в следующую секунду с громким визгом бросается мне в объятия.
— Лиза! Ты жива! — она так сильно жмется ко мне, я не могу и на сантиметр отстраниться. Девчонка рыдает так сильно, что начинает захлебываться.
— Эй, глупенькая, все хорошо, — качаю ее в руках, прижимая к себе. Глажу ее волосы.
— Ну все, успокаивайся…
Истерика наконец — то стихает. Она отстраняется, смахивает с глаз слезы, смотрит на меня с тревогой.