Она проснулась от неожиданной вспышки резкой головной боли. Поморщившись, она оперлась руками на мягкую кровать и тихо спустилась на пол. Соседки еще крепко спали.

Из ванной доносился голос Эммануила, распевающего старинные ирландские песни. Ронни зашла в ванную и оперлась на раковину.

В размытых волнах лица Эммануила ей практически не удалось разглядеть свое собственное.

– Как-то ты рано в этот раз, – заметило зеркало.

Ронни не ответила.

Она чувствовала что-то странное, мешающее отвлечься и сосредоточиться на собственных мыслях. Это было не осознание того, где она находится и что с ней вообще происходит: это чувство крупным комом засело в горле и периодически отдавало болью где-то в сердце.

Ронни попыталась вспомнить, что ей снилось: обычно такое чувство преследовало ее после нечастых ночных кошмаров. В сознании мелькнула лишь одна размазанная картина: снова громкий звон, стеклянная крошка во рту и почему-то огромная красная луна.

Она вышла из ванной и подхватила висящий на спинке кровати, немного помятый пиджак.

За окном разбушевалась утренняя гроза. Небо было полностью затянуто тяжелыми, темно-фиолетовыми тучами, в которых то и дело вальяжно и грациозно, как змеи, проскальзывали яркие белые и розовые молнии. Полностью черные горы, чьи силуэты с трудом угадывались на фоне туч, напоминали древних каменных чудовищ. Вдалеке слышались угрожающие раскаты грома. В разы усилившийся ветер протяжно завывал где-то под крышей.

Как только Ронни закрыла за собой дверь, Фред оторвался от очередного учебника. Она заметила, что на его впавших щеках появился легкий румянец.

– Что-то случилось? – Он отряхнул идеально чистые брюки.

Она помолчала.

– Не знаю. Кажется, мне что-то приснилось. Я не могу ничего вспомнить, но это сильно меня тревожит.