Я пошла в парикмахерскую и постриглась. Голова у меня была грязная, я вся была грязная после поезда, так что цель моего похода до поры была сокрыта от меня самой – я голову иду мыть, в порядок себя приводить. Но уже сев в кресло, я посмотрела на себя в зеркало и, пытаясь говорить максимально ровно, уверенным голосом, попросила меня постричь. Парикмахерша взяла в руку две мои толстые короткие косички, помяла, спросила:

– Уверена?

– Уверена.

– Ну и как тебя стричь?

– Как Доронину, – заикаясь, ответила я.

– Эка хватила. Доронина разная бывает.

– Как в фильме «Еще раз про любовь». Где она стюардессу играет.

За соседним креслом засмеялась вторая парикмахерша.

– А если я этого фильма не смотрела? Давно приехала-то, деревня?

– Сегодня.

– На работу или поступать?

– Поступать.

– Ну и куда поступать собираешься?

– В педагогический.

– А я думала, в стюардессы! Ну давай, нагибай голову, сейчас будем мыться и стричься…

Через полчаса я вышла на Невский стриженая, шла, заглядывая во все витрины, любовалась на свое отражение и вспоминала Альчук, которая уехала уже, наверное, в Москву. Мне сделали точно такие же завитки, как у Дорониной, уложили, покрыли лаком и сказали, что мне идет. А через час я подала документы и отправилась шляться по городу дальше. В общежитие можно было попасть только на следующий день, и первую ночь мне все равно предстояло провести на вокзале. Впрочем, в программе были обещаны белые ночи…

А еще через неделю все кончилось. Потому что первый экзамен, английский, я сдала на пятерку, а второй, сочинение, – на два.

Надо ли говорить, что мне попался Булгаков? Мне попался Булгаков! Кроме Булгакова были еще Тютчев и Грибоедов, но я поняла, что не могу вспомнить ни одной цитаты, ни одной стихотворной строчки, и в результате оказалось, что выбора у меня нет…

Люся из города Пушкина – того самого, где был Лицей и который назывался на самом деле Царское Село, поволокла меня, стоящую в ступоре у ватманского листа с оценками, в комиссию, «смотреть сочинение». Там я нашла одну орфографическую ошибку, три пропущенные запятые, одно сомнительное тире (я же так долго думала над этим сомнительным тире, оно мне самой казалось сомнительным – но я его все-таки поставила!) и сакраментальную фразу: «тема не раскрыта». Сделать с этим ничего уже было нельзя, хотя Люся подбивала меня подать на апелляцию, но какая апелляция, о чем речь?.. Никакой апелляции, конечно. Просидев неделю в общежитии с девчонками, я наслушалась разговоров о том, что апелляция ничего не дает и что «тема не раскрыта» – это приговор. Но мне почему-то казалось, что ко мне это относиться не может.

Так как результаты сочинения должны были объявить только через два дня, я совершенно спокойно готовилась к устному русскому – с пятеркой на первом экзамене даже тройка давала мне возможность пройти, если русский сдам хотя бы на четыре. Более того, я была так уверена, что все будет хорошо – откуда эта уверенность взялась, непонятно, – что даже позволила себе съездить с Люсей в какой-то ей одной известный дешевый магазинчик и потратить там почти все деньги, данные мне с собой «на всякий случай». В магазинчике продавалась настоящая импортная одежда – не турецкий мохер, и не синтетика, и даже не вареные польские джинсы, а остатки прошлогодних европейских коллекций, которые там уже давно из моды вышли, а тут… Короче, у нас на рынке если бы появилось нечто подобное, не факт, что и брать-то стали бы, у нас тогда была своя мода, «турецкая». А Люся, хотя и жила не в самом Питере, а в Пушкине, была утонченная городская девушка, воспитанная на картинах Эрмитажа и классической музыке и поступавшая в педагогический, а не в университет, только потому, что в пед-то уж она поступала с гарантией, в пед она пролететь не могла. Короче, у Люси был, по ее собственному определению, «безупречный вкус», и, поскольку она почему-то прониклась ко мне симпатией, а платье с нашего рынка, которое я надела на экзамен, привело ее в ужас, девушка решила, что положение надо как-то исправлять. «Ты что, и на устный русский в таком виде собираешься идти? Ты понимаешь, что они зажмурятся и трояк тебе влепят за здорово живешь, только чтобы тебя больше не видеть?! Надо беречь их нервную систему, это же интеллигенция!» Уговорила она меня с легкостью, и в результате мы поехали в магазинчик, где Люся выбрала мне, «к прическе», скромную, но очень изящную блузку в тонкую полоску, с коротким рукавом и карманчиками, длинную джинсовую юбку и еще туфли в придачу, потому что мои, по мнению Люси, ко всему этому великолепию категорически не подходили.