Испуганная Родика, вбежавшая в комнату с поварешкой наперевес, застала меня за методичным уничтожением пергамента. Ломать чужие порталы уже входило у меня в привычку.
Через два часа я сидела на кровати и ревела. В правой руке у меня была кружка с отваром валерианового корня, а в левой — рюмочка с какой-то на редкость вонючей настойкой. Хлопочущие надо мной женщины до хрипоты спорили, чей способ успокоения моих растревоженных чувств лучший, и, не придя к единому мнению, заставили меня пить все подряд.
— Ты правильно все сделала, — бухтела Родика, втаскивая в спальню сервировочный столик с легкими закусками. — Ежели он тебя не любит, так и бегать за ним нечего.
— Время пройти должно. — Дарина время от времени вытирала мне слезы передником. — Он, может, и любит, только сам этого еще не осознал. Ты глупостей пока не делай. Подумай, пережди…
— Чья б корова мычала! — Кормилица с азартом включилась в спор. — Молоденькая она еще. Ты тоже по молодости моему Михаю от ворот поворот дала.
— Нашла что сравнивать…
Я обвела комнату мутным взглядом и икнула:
— Жить больше не хочу…
— Никто про яблочко наливное ничего сказать не хочет? — Требовательный голос принадлежал Иравари, выглядывающей из настенного зеркала.
Первой опомнилась Родика. Она кинулась в бой с поварешкой наперевес, свободной рукой скручивая обережный знак.
— Сумасшедшие бабки! Кия-а! — закричала Иравари, принимая защитную стойку. — Лутоня, уйми старуху. Зеркало дорогое, флоринов на двести напыления по вашему курсу.
— Двести пятьдесят, — ответила кормилица, осторожно постукивая по гладкой поверхности.
— Значит, инфляция, — продолжался бредовый диалог. — Ложки на пол, это ограбление!
Я опрокинула в себя рюмочку настойки и быстро запила отваром. На вкус питье оказалось еще отвратительнее, чем обещал запах.
— Родика, это моя подруга Иравари. Она демон из Тонкого мира и во плоти попасть к нам не может.
— К тому же она вроде пьяная, — пошевелила ноздрями кормилица.
— Не пьяная, а эксцентричная!
— Будешь заклинаниями браниться, поколочу! И зеркала не пожалею!
Я перевела взгляд на Дарину. Та сидела в уголке тихонько, как мышка, только часто дышала и держалась за живот. Я подскочила к ней, забыв о своих горестях:
— Болит? Где? Успокойся, сестренка…