— Ты чего погрустнела? Хочешь, я тебе это яйцо отдам, а ты к Иву вернешься за разъяснениями?

— Некуда возвращаться, — ответила я в сердцах и скороговоркой поведала о своей страшной мести.

Дракон ржал как полоумный:

— Ты опасная женщина! Как тебе только в голову такое пришло?

— Ну я когда-то читала, что за брожение отвечают такие крошечные козявки, глазу не видные… Я их просто очень-очень попросила да вина плеснула, потому что они кислоту винную уважают. Это если по науке. А ежели по-простому — любая баба в деревне знает, как надо глянуть, чтоб у соседки молоко скисло. Вот так-то…

— А Трехликий истинный лик тебе на радостях не явил?

— Нет. А что, у него еще какая-то ипостась бывает?

— Я потом тебе картинку покажу, — махнул рукой Влад, утирая слезы. — Дальше рассказывай.

Про Иветту он слушал, хмурясь и рассеянно теребя нагрудный медальон. А когда я дошла до «шкатулки воспоминаний» с его письмами, вовсе скривился, как от неспелого крыжовника.

— Чудны нити судьбы. Она была такой потерянной и одинокой, когда появилась в Шегешваре. Мачеха… Девчонка с золотистыми локонами и влажным взглядом наивных глаз… И властный отец, озабоченный только продолжением рода и выгодными связями, которые обеспечил брак с молодой принцессой.

Мне захотелось плакать.

— Ты ревнуешь?

— Нет, — всхлипнула я. — Мне Иветту жалко. У нее же ничего не осталось, ни рычагов управления, ни власти, ни поддержки. Понимаешь? Она даже не колдунья…

— Лутоня, — проговорил Влад, серьезно глядя мне в глаза. — Поверь, если бы она могла, ты уже давно лежала бы мертвой в какой-нибудь канаве или твой труп замачивали бы в огромном чане с медом для дальнейшего использования.

— Зачем? — шмыгнула я носом.

— Затем, что существуют люди, любое непотребство оправдывающие своими интересами. Чем Михай смог разрушить ее доказательства?

— Чего это сразу Михай? — в очередной раз обиделась я. — Я им сказала, что ты обручен со мной, еще и знак на спине продемонстрировала.

— Показывай! — скомандовал Дракон.

Я поднялась на ноги. И тут мною овладела какая-то непонятная робость. Раздеваться по пояс перед толпой народа в Гербовом зале было ни капельки не стыдно, тогда меня больше заботила эффектность предстоящего действа. А сейчас… Я сбросила жилетку и замерла в раздумьях. Как бы это так провернуть, ёжкин кот, чтоб приличия соблюсти? Я стянула через голову ворот рубахи, оставив руки в рукавах, прижала к груди матерчатый ком и повернулась спиной к благодарному зрителю:

— Смотри! Если ты мне сейчас сообщишь, что у тебя подобной отметины на теле не имеется, я очень-очень разозлюсь.