– Я сказал, что отвезу тебя сам послезавтра, и точка.

Кипятясь, она пошла наверх и приняла душ. С какой стати он был настолько упрям? По его реакции можно было подумать, что она собирается отыскать бар и провести в нем весь день. Но, возможно, именно так поступала его первая жена. Даже если это правда, Маделин была уверена, что не собирается тратить свою жизнь, расплачиваясь за грехи Эйприл.

Она закончила распаковывать одежду, развешивая большинство нью-йоркских вещей в шкафу другой спальни, так как теперь у нее будет немного возможностей ее использовать. Ей все еще казалось странным видеть свою одежду в одном шкафу рядом с мужской; она делила комнату, шкаф и одежду в колледже, но, то было другое. Сейчас все значительней. Это было самой жизнью.

Начал сказываться утренний подъем в четыре тридцать: она уже чувствовала сонливость, хотя часы показывали только восемь. Конечно, к активному трудовому дню добавился недосып прошлых двух недель, и она едва могла держать глаза открытыми.

Она услышала, как Риз поднялся наверх и вошел в их спальню; затем позвал более грубым, чем обычно, голосом:

– Мэдди?

– Я здесь, – откликнулась она.

Он появился в дверном проеме, и его колючие глаза охватили сваленную на кровать одежду.

– Что ты делаешь? – Его плечи были странно напряжены.

– Вешаю одежду, которой не буду здесь пользоваться, чтобы она не загромождала наш шкаф.

Возможно, это было только ее воображение, но он, казалось, расслабился.

– Ты готова лечь спать?

– Да, я могу закончить это завтра.

Он отодвинулся, пропуская ее вперед, затем выключил свет и последовал за нею. Маделин была босиком в еще одном тонком халате, наподобие того, что носила прошлой ночью, и она почувствовала ту же нехватку воздуха, ощутив его, идущего так близко позади нее. Макушка ее головы едва достигала его подбородка, и он со всеми своими мускулами, должно быть, весил минимум девяносто килограммов. Было бы легко позволить себе испугаться его, особенно когда она подумала о том, что будет находиться под ним на той большой кровати. Но она собирается ложиться с ним в постель всю оставшуюся жизнь. Возможно, у него были сомнения относительно долговечности их брака, но не у нее.

На сей раз, было легче. Она лежала в его сильных объятиях и чувствовала теплоту, растущую под его глядящими руками. Но теперь, когда она была менее взволнованной, она ощущала какую-то неправильность, будто он держал часть себя в стороне от их любовных ласк. Он прикасался к ней, но только под строгим контролем, будто отмеряя себе порцию наслаждения и не отдавая ни капли больше. Она не хотела этих дозированных прикосновений, она хотела его страсти. Маделин знала о ее существовании, чувствовала ее, но он не выпускал ее.

Ей все еще было больно, когда он вошел в нее, хотя не так сильно, как в прошлый раз. Он был нежен, но он не любил. Она смутно подумала, что он таким же образом обращался бы с любой из тех двух женщин, на которых хотел жениться. Как с телом, которым ему позволили воспользоваться, а не как с теплой, любящей женщиной, нуждавшейся в большем. Это был только секс, не занятие любовью. Он заставил ее чувствовать себя, подобно безликой незнакомке.

Это была война. Засыпая, она планировала свою кампанию.