— Не балуйся, Майюш, — пробую унять разошедшуюся дочку, — нельзя отвлекать папу, когда он за рулем.

Снова черные глаза обдают огнем через зеркало, а я поражаюсь, насколько легко получается говорить дочери о Рустаме как о ее отце. И самой себе легко.

Может, потому что я как раз самой себе это говорить не переставала?

Рустам первым выходит из машины, открывает с моей стороны дверь и протягивает руку.

— А я? А меня? — Майюше хочется прыгать, но ремни держат крепко, и она требовательно бьет ногами о кресло.

Вкладываю руку в протянутую ладонь Рустама, и невидимые токи с легкостью пробивают защиту, которая и без того прохудилась и истончилась. Выбираюсь из автомобиля и спешу отойти в сторону, но Айдаров не отпускает.

Ненадолго, буквально на несколько секунд задерживает мою руку в своей.

— Мама! Папа! — Майя колотит ладошками по креслу. — Хочу к вам!

— Доставай ее, Рустам, — прошу тихо, — на нас уже все смотрят.

Я, конечно, утрирую, на нас особо никто внимания не обращает, но Айдаров понятливо хмыкает. Открывает дверцу, отщелкивает карабины и берет дочку на руки.

— Проголодалась, пчелка? — не могу не обратить внимание, как бережно он ее к себе прижимает. Майюша с детской непосредственностью в ответ обнимает его за шею.

— А ты?

— Да, я голодный как волк, — отвечает Рустам, проходя вперед с Майей на руках.

— А как волк это как? — спрашивает она отца.

— Вот так! — Рустам делает вид, что вгрызается в малышку, держа ее на вытянутых руках.

Дочь заливисто хохочет, ее вжившийся в роль отец грозно рычит, и я смиряюсь с тем, что на сегодня эти двое вниманием общественности обеспечены полностью.

Пока Айдаров изображает голодного волка, девушка-хостес показывает мне свободные столики.

— А можно этот? — показываю на столик, за которым мы сидели с Демидом.

— Он забронирован с шести часов вечера, — отвечает хостес. — Если вас устроит, то…

— Устроит, мы только пообедаем, — заверяю ее и машу Рустаму.