Сначала он позволил мне перетянуть на себя бóльшую часть оружия, а потом вдруг начал медленно отпускать его, тем самым добровольно отдавая его мне. Как только двустволка оказалась в моих руках, я сделала два поспешных шага назад и неосознанно, предательски гулко выдохнула. Этот выдох продемонстрировал оппоненту облегчение с моей стороны.

Я не стала наставлять на него дуло. Что-то тогда мне подсказало, что подобное поведение чревато серьёзными последствиями, со стороны походящими на самоубийство. Сделав ещё пару шагов назад, я медленно развернулась и начала уходить прочь, но уже спустя несколько секунд… Услышала шаги позади.

Не останавливаясь, я обернулась и увидела, что траппер идёт за мной. Я ускорила шаг. Ускорил и он. Я снова обернулась. Он стал ближе и продолжал идти след в след. Я вновь начала смотреть вперёд и теперь не только слышала, но практически кожей осязала, как расстояние между нами продолжает сокращаться. Почему-то я вдруг подумала о том, что меня не тошнит и у меня совершенно не болит голова. Я потрогала затылок и обнаружила на нём небольшую шишку – значит мне не показалось, и он действительно вырубил меня именно ударом. Не останавливаясь, я вновь обернулась. Он продолжал идти за мной совершенно не таясь и сверля меня тяжёлым взглядом.

Я резко нырнула за широкий куст и попробовала бежать, но сразу же услышала быстрые шаги позади – он рванул за мной. В ответ я резко затормозила и обернулась, из-за чего мы едва не врезались друг в друга. Он остановился буквально впритык ко мне. Я смотрела на его подбородок, он смотрел на меня откуда-то издалека ,сверху. Мы немного постояли молча.

Наконец, немного покопавшись в своих ощущениях, я пришла к выводу, что я не против и что, возможно, для меня будет лучше не менять своего мнения на этот счёт.

Я первой начала расстегивать пуговицы на своей рубашке. Стоило мне только начать, как он тоже начал снимать с себя одежду. К моему удивлению, он снял с себя даже артефакты. Уложив свои огромные штаны, футболку и кофту в виде аккуратного квадрата под кустом – пока он этим занимался, я с колотящимся сердцем рассматривала глубокие и старые следы от шрамов на его спине, – он сначала притянул меня к себе, а после нескольких минут поцелуя, во время которого мне пришлось стоять на цыпочках, уложил меня на свою одежду. Словно желая, чтобы мне было удобно лежать, он поправил под моими бёдрами свою футболку так, чтобы моего тела не касалась листва. От этого момента у меня в душе проскользнула лёгкая неловкость, но только на секунду. Дальше он начал делать со мной то, чего я не пробовала с Данте. Его ласки языком начались снизу и в итоге очень медленно дошли до груди. Он так долго подготавливал моё тело, что в итоге довёл меня до экстаза ещё до того, как вошёл в меня. Его действия были уверенными, настойчивыми, от его поцелуев моя грудь стояла колом, когда же его язык наконец достиг моего рта, поцелуй был по-настоящему страстным, буквально подавляющим мою волю.

Когда он вошёл в меня, я уже изнемогала, но сразу же поняла причину этих фантастически длительных предварительных ласк – у него оказался большой размер, к которому пришлось привыкать. В итоге, благодаря стараниям партнёра, я не просто смогла привыкнуть, но и по-настоящему насладиться процессом. Мы использовали всего три позы – он сверху и сзади, и я сверху – и продлилось всё около часа, в течении которого я дважды закончила. Последние минуты получились агрессивными, но оттого особенно классными – он буквально вдалбливал меня в мягкий, влажный то ли от собственной сырости, то ли от моего пота мох. В конце с силой придавив меня к земле своими бёдрами, он буквально обрушился на меня и начал обильно кончать внутрь. Я едва всерьёз не отключилась, когда он наконец скатился с меня и рухнул рядом.

Мы лишь слегка прикрыли свою наготу одеждой, после чего продолжили лежать с закрытыми глазами. Помню, мои ноги ещё некоторое время продолжали сильно дрожать, сердце громко колотилось и рядом слышалось гулкое мужское дыхание.

В итоге я не заметила, как начала засыпать рядом с ним. Я очнулась примерно спустя полчаса, услышав уханье совы где-то у себя над головой. Сумерки сгустились почти что до состояния ночной темноты. Траппер продолжал оставаться в отключке и даже слегка похрапывал. Я тихо поднялась и сумела одеться не разбудив его.

Уходя, я забрала с собой все его артефакты. Позже я пару раз задавалась вопросом: может быть стоило оставить их ему, чтобы у него не было стимула наделать новых? Но всякий раз вспоминая процесс нашего соития, я приходила к одному и тому же выводу: едва ли он один из тех, кто нуждается в серьёзном поводе для дела, которое он вознамерится совершить.

Домой я возвращалась петляющим маршрутом. Чтобы не наследить передвигалась через лесоповал. В итоге достигнув озера на полчаса позже, чем могла бы, если бы пошла к нему напрямую, я выкинула в его воды украденные артефакты: два ручных браслета и одну подвеску.

Домой я вернулась затемно. Лив была на взводе, но я ей ничего так и не объяснила. Соврала только что-то о том, что задремала на озере и не заметила, как проспала полдня. Запершись в подвале, я якобы занялась прослушкой раций, но на самом деле никак не могла отойти от пережитого. В попытке успокоиться я решила почистить двустволку и только в этот момент заметила, что в ружье не осталось патронов. Он украл их до того, как я украла его артефакты. Один-один, в пользу ничьей.

Впрочем, некоторое время я всё же переживала о том, что всё ещё может закончиться не ничьей, а его победой. Первые дни я всерьёз опасалась того, что он всё же сумеет выследить меня даже несмотря на скрывающий все следы лесоповал. Но он так и не выследил меня, и не объявился на пороге нашего убежища. К концу недели остались переживания только о нежелательной беременности. В конце зимы того года я провалилась под лёд в попытке вытащить подбитого мной гуся, по какой-то причине оставшегося зимовать на озере – скорее всего, у него было повреждено крыло. Из озера я выбиралась не меньше пяти минут, что очень много, если ты по грудь барахтаешься в ледяной воде посреди февраля. После, в отяжелевшей от ледяной воды одежде, я целую вечность добиралась до дома по гулко трещащему снежному насту. У меня был второй день менструации. После случившегося месячные внезапно резко прекратились. В течение двух недель я болела серьёзным гриппом, который лишь чудом не перерос в воспаление легких, но на следующий месяц менструация вообще не началась. Три месяца критические дни отсутствовали у меня напрочь, а когда вновь вернулись, вместо шести привычных дней начали длиться по два-три дня. Всё моё нутро кричало мне о том, что в том проруби я не просто простудилась, но лишилась своей репродуктивной функции. Первые месяцы я отчего-то сильно переживала на этот счёт, будто и вправду хотела бы однажды стать матерью в этой неприемлемой для родительства реальности, что, конечно же, было не так. Но после того, как я занялась во всех смыслах небезопасным и незащищённым сексом с неизвестным мне мужчиной, с траппером, я словила себя на мысли о том, что боюсь обратного – того, что на самом деле я ошиблась насчёт своей неспособности к размножению. Моё беспокойство усугублял тот факт, что в день секса, если верить моим подсчётам и внутренним ощущениям, у меня была овуляция – самый благоприятный период для беременности. В ожидании следующих критических дней я начала с опаской прислушиваться к своему нутру – не тошнит ли меня? нигде ли не колит? ничего ли не чешется? не хочу ли я солёного? – но моё нутро молчало. А потом, ровно в срок, у меня начались месячные. Беременность не наступила даже несмотря на овуляцию и чрезмерно обильное извержение спермы. Такого облегчения я определённо точно ещё не испытывала в своей жизни. Теперь я знала, что в этом новом страшном мире я защищена хотя бы от одного – от внепланового родительства, от приведения мной в этот мир нового безвинного существа.

Таким образом я однажды переспала с совершенно незнакомым мне мужчиной. С траппером. Если бы я забеременела, своему ребёнку я не смогла бы даже имени его отца назвать. До сих пор. Теперь смогла бы.

Рейнджер.