Сначала я пришла к мнению, что связав нам руки нас усадят на землю, чтобы стреножить во избежание лишних попыток побега с нашей загнанной в тупик стороны. Однако вместо этого нас наоборот подняли на ноги и вскоре повели в противоположную от Подгорного города сторону – на юг. Значит, на ярмарку. Но почему они, такие уставшие, не разбили ночной лагерь здесь же? Ещё несколько минут понаблюдав за своими конвоирами, я пришла к выводу, что они или спешат, или целенаправленно двигаются к какой-то заранее намеченной точке. Как выяснилось позже, я не ошиблась в своих выводах.
Спустя час беспрерывной ходьбы по кочкам уже почти полностью погрузившегося в вечерние сумерки леса я увидела яркий свет, пробивающийся из-за густых ветвей старинных тёмных елей. Так мог гореть только огромный в своих размерах костёр. Вскоре со стороны костра до нашего слуха начали долетать человеческие голоса. Голосов было много, они были громкими и, сливаясь в один хор, походили на зловещее жужжание роя существ неизвестного происхождения. Из-за этого гула моё сердце быстро перебежало из грудной клетки в пятки. Нет, это не могла быть ярмарка, потому что ярмарки обычно устраивают в крупных городах-призраках. Но встретить посреди леса такую внушительную компанию трапперов – это не просто недобрый знак. Это вообще не знак – это уже фактически приговор.
На подходе к костру нас остановили часовые: двое огромных чернокожих парней, оба с короткими дредлоками и артефактами, красующимися на шеях, запястьях и даже в ушах.
– Хуоджин, шестнадцатая коалиция, – повертев в руках крупный нож, начищенное остриё которого сверкнуло блеском даже в сгущающихся сумерках, басовитым голосом произнёс часовой, который был чуть мельче своего напарника. – Мы уже думали, что ты не придёшь: растерял свою коалицию по болотам и сам подох в стычке с каким-нибудь непривередливым гризли, согласным похрустеть даже такими тощими костями, как твои.
– Запомни, Готто, – приблизившись впритык к лицу часового, наш конвоир, смотря на наглого собеседника сверху вниз, заговорил на редкость харизматичным и крайне презрительным тоном. – Если кто-то в этом лесу и будет хрустеть человеческими костями, этим кем-то будет не гризли, а я. И начну я с твоих никчёмных уязвимых косточек, негодных даже для побрякушек-артефактов.
На ментальном уровне Хуоджин подавил Готто, это было видно невооруженным взглядом. Не дожидаясь, пока часовой отойдёт в сторону, главарь шестнадцатой коалиции прошёл мимо него, при этом не преминув с силой толкнуть оппонента плечом. Пока все отвлеклись, с шумом последовав за своим предводителем, я успела впервые обернуться и посмотреть на своих. Нас вели связанной цепочкой, позади меня оказался Дэвид. Встретившись с ним взглядом, я поняла, что он думает о том же: если сможем пережить эту ночь, но не сбежим к наступлению следующей, в таком случае, скорее всего, мы больше не жильцы. А это значит, что у нас нет выхода – необходимо организовать побег.
Долго переглядываться нам не позволили – конвоир, идущий впереди, толкнул меня в плечо и потребовал шевелиться. Следующие десять шагов меня хлестали по лицу низко опущенные лапы елей, как вдруг, вынырнув из них, мы оказались на просторной, ровной поляне размером примерно с волейбольную площадку. В центре горел высокий костёр, сложенный из длинных обрубков стволов деревьев. Он напоминал собой настоящий горящий вигвам, а искры, отлетающие от него, казались опасно крупными.
– Хуоджин! – хриплый мужской голос раздался с противоположного конца горящего вигвама, и я сразу распознала в толпе людей говорящего. Это был пожилой, поджарый мужчина лет пятидесяти, с отросшими темными волосами, пронизанными сединой, и неестественной залысиной на полголовы. Он сидел в компании похожих на него, но более молодых мужчин, возможно своих сыновей, в руках у него была наполовину опустошенная бутыль, наполненная явно не лимонадом. – Мы же договаривались без живых Неуязвимых на этой ярмарке с нашей стороны! Ты что же, решил проигнорировать общую договорённость, которую соблюли все пять собравшихся у этого костра коалиций? Привёл целых пятерых Неуязвимых! По одному неуважению на каждую коалицию.
– Кто тебе сказал, Маркус, что эти Неуязвимые доберутся до ярмарки живыми? – подойдя к собеседнику, Хуоджин протянул ему руку. Подождав секунду, старик всё же пожал её, после чего азиат сел рядом с одним из его телохранителей. – Когда добыча сама идёт к тебе в руки, грех отказываться от такого подарка. Тем более на пути к ярмарке, – сказав это, он без спроса взял из рук Маркуса бутыль и хлебнул из неё. Я постаралась оглядеться, чтобы понять, сколько же здесь трапперов, но считать их было бессмысленно – речь шла о нескольких десятках! – Не переживай, Маркус, всё будет по нашему договору, как ты сам того хочешь. Я настругаю из них артефактов на подходе к ярмарке. Если тебя или твою коалицию беспокоит возня с разборкой этих Неуязвимых на запчасти, в качестве компенсации за вызванные с моей стороны неудобства подарю тебе фиолетовые волосы вот той доходяги, – не выпуская из рук бутылки, он ткнул пальцем в сторону стоящей рядом со мной Лив.
– Она, должно быть, ещё несовершеннолетняя, – Маркус облизнул свои старые сухие губы.
– Не раскатывай губу, старый гриб. Сначала добыча достанется моим парням, и только потом моим друзьям из других коалиций. Ты ведь мне друг, верно?
– Верно, – хрипло хихикнул Маркус и резко, словно грифон кривой лапой, вырвал из рук собеседника свою бутылку.
Неожиданно словив на себе плотоядный взгляд стоящего за спиной Маркуса, лысого траппера, габаритами напоминающего платяной шкаф, я резко отвела глаза в сторону. Голос снова подал Хуоджин:
– Привяжите их к тем деревьям, – он ткнул в сторону растущих напротив костра старых осин. – Красноволосую девку свяжите потуже.
В течение следующих пятнадцати минут нас приматывали к стволам деревьев так, словно пытались сделать нас их частью. И хотя наши руки, успевшие отечь за час нахождения за спиной, развязали, легче не стало. Конкретно меня в итоге привязали так, что шевелить я теперь могла только ногами и головой. Повезло ещё, что сидела я в относительно удобной позе, если подобное вообще можно назвать везением.
И снова попытки трезво мыслить в стрессовой ситуации дали свои успокоительные плоды: если нас привязали к деревьям, значит в ближайшее время трогать не будут. Скорее всего…
А если смотреть правде в глаза, тогда, скорее всего, до рассвета всех пленников женского пола попробуют подвергнуть изнасилованию. Среди трапперов женщины отнюдь не редкость, но среди этих не было ни единой. Я уже уловила на себе хищные взгляды осолоновевших от плотного ужина и чрезмерной выпивки мужчин. Значит, шанс всё-таки будет. Хреновый, конечно, и всё же. Для того, чтобы изнасиловать, для начала необходимо будет отвязать меня от дерева. Главное, чтобы отвязали именно меня – не Лив и не Талию. Эти двое не отобьются, хотя Лив наверняка выцарапает пару-тройку трапперских глаз. Я сама могу не отбиться, если в кусты меня поведёт больше трёх особей. Трёх я ушатаю точно, какой бы они комплектации ни были – опыт с таким количеством противников в рукопашном бою у меня хороший. Но что если их будет больше или все они будут с винтовками? Я закрыла глаза и с неожиданным хладнокровием решила: пусть пристрелят – живой я им не дамся.
– Псс… – это был Кей. Его привязали справа от меня. Дальше за ним были привязаны к деревьям Лив, Талия и Дэвид. Посмотрев на мальчишку, я взглядом предупредила его о необходимости тихого поведения. Заполучив зрительный контакт со мной, он, вроде как, слегка успокоился. Только сейчас я заметила, как сильно он бледен, и до меня сразу же дошло: это не просто его первая встреча с трапперами – он впервые в жизни увидел такое большое скопление людей. И все они агрессоры. Если он переживёт эту ночь, какой отпечаток она оставит на его душе и в психике? Главное ли, чтобы он пережил эту ночь, или правильнее желать, чтобы после пережитого он не травмировался психологически?
К нам приставили охранников. Двух мужчин, сильно изуродованных шрамами – такие шрамы обычно остаются после серьёзной встречи плоти с холодным оружием. У того, что был посимпатичнее, пострадавшими были плечо и шея, у второго шрам рассекая щеку тянулся к левому уху. Эта сладкая парочка не просто выглядела устрашающе – они буквально источали опасную энергетику.
Как только мы были привязаны к деревьям, про нас как будто бы забыли. Все занялись поеданием дичи и поглощением выпивки, которая с каждой минутой делала это сборище всё более громким. Самые пьяные трапперы вскоре начали невпопад гикать и громко браниться. В этом отличие Уязвимых трапперов от всех прочих выживших – они мало таятся и никого не боятся, потому что знают на что способны: на убийство человека, затем на его расчленение и, в конце концов, на ношение костей жертвы в качестве аксессуаров. Если ты способен на подобное – тебе уже не страшна собственная смерть, потому что ты уже весь пропитан ею. Все эти люди, со всеми их внешностями и внутренностями, были пропитаны смертью.