— Чего ты? — спросил и полуцутик.

— А я вот подумал — сколько еще дел натворит этот беспределыцик… как его?

— Шорох, — сказал Г-гы-ы.

— Шор-pox, — подтвердил и Степан Михайлович.

— Ну да, Шорох… У него ведь от всех этих перемещений явно крыша съехала.

— Тр-ронулся! — пророкотал Турусов и содрогнулся, вспомнив страшные, скошенные к переносице глаза.

Тут забеспокоился и полуцутик.

— Непорядок! — проговорил он. — Я ведь все-таки полуцутик и не могу допустить, чтобы человек, предназначенный для Загробных Миров, скитался в мире живых. Это противоречит, между прочим, вселенским законам. А я — полуцутик, — повторил Г-гы-ы. — Наша раса испокон веков следит за порядком в Цепочке, и я просто не могу оставить этого… Шороха в мире живых. Спасибо, что открыл мне глаза, Никита.

— Да и мне не нравится сложившаяся ситуация, — сказал Никита. — Саратов все-таки мой родной город. И когда там какой-нибудь балбес ошивается со стволом… Тем более что я сам виноват в этом…

— Кошмар-р! — заорал Степан Михайлович, выражая тем самым согласие со словами Никиты, заорал так, что полуцутик аж подпрыгнул и сам закричал:

— Чего орешь?!

И тут в голову Турусова, очевидно, разбуженная криком полуцутика, внезапно ударила очень удачная мысль. Только вот как ее выразить…

— Пр-ридумал! — каркнул Турусов.

К нему обернулись. Никита — с интересом, а Г-гы-ы недоверчиво прищурился.

— Выкладывай, — сказал Никита.

В замешательстве Степан Михайлович засучил лапками. Человеческие слова теснились в его человеческом сознании, но попугайские органы речи пропускали только картавые малоразборчивые отрывки фраз:

— Тр-ридцать Тр-ретий Загр-робный — Сар-ратов! Один туда, др-ругой — обр-ратно!

— Чего-чего? — переспросил полуцутик. — Не понял…

— Туда — обр-ратно!

— Подробнее можно?