Г-гы-ы снова кивнул.
— Ну а настоящие герои, которые умирают и в Загробные Миры попадают, где? — спросил Никита. — Вот я с Махно встречался, когда в Первом Загробном обитал… Он ведь мужик был — ого-го! Не чета этим игрушечным молодогвардейцам… Почему его никуда не запрятали?
— Наверное, не успели, — ответил Г-гы-ы. — Административная система во всех мирах не всесильна, а даже наоборот. Вообще-то — по законам Загробных Миров — в большинстве случаев настоящие земные герои, попадая на территорию Цепочки, ведут тихое и мирное существование, что доказывается тем парадоксальным фактом, в основе которого лежит утверждение — каждый лев внутри котенок. Или наоборот: каждый котенок — в душе лев. Понял?
— Не очень, — поморщившись, проговорил Никита. — То есть… Ты хочешь сказать, Наполеон… Тот самый, который Буонапарте, он, когда помер и переместился в Загробные Миры, совершенно успокоился и никаких планов насчет захвата всей Цепочки строить не стал? Так, что ли? А какой-нибудь Иван Петрович Душкин, слесарь пятого разряда, в состоянии среднего и тяжелого степеней опьянения воображавший себя Ильей Муромцем, Алешей Поповичем и Добрыней Никитичем в одном лице, — умер и сразу стал богатырем?
— Именно так, — кивнул полуцутик, — причем вполне возможно, что не одним, а сразу тремя — Ильей Муромцем, Алешей Поповичем и Добрыней Никитичем.
— Не понимаю, — вздохнул Никита. — То есть — понимать худо-бедно понимаю, но поверить в это трудно.
— Тебе трудно, а мне нет, — беспечно проговорил полуцутик. — Это потому что тебе не хватает парадоксальности мышления. Ну, насчет Наполеона я ничего определенного тебе сказать не могу, потому что я с ним не встречался, а вот с одним мертвецом по имени Че Гевара разговаривал. Он мне столько про себя и про свои деяния на Земле порассказал, что у меня рога зачесались. Куда там Махно — товарищ Че был намного круче. Но вот в чем загвоздка — Че, попав в загробный мир, успокоился и стал заниматься разведением кур породы плимутрок, которые в Загробных Мирах размножаются исключительно почкованием, а Махно — как на Земле дебоширил, так и в Первом Загробном такую бучу поднял, что едва и вправду власть не захватил… Короче говоря, тут однозначно не скажешь — кого-то смерть меняет, а кого-то не меняет. Только по статистике — большинство загробных героев — фальшивые. Ну, то есть не настоящие… Ну, то есть фактически они настоящие — и внешне, и внутренне, но все-таки как-то… Игрушечные, что ли? Махно один умудрился создать в Первом Загробном подпольную организацию и перебаламутить весь Первый Загробный, а в колонии сотни сотен всяких разных вождей, полководцев и других друзей — и всего их героизма хватает на то, чтобы изредка друг с другом подраться… Короче говоря… Не знаю, как объяснить…
— Ладно, — отмахнулся Никита. — Хватит базара. Ты меня заговорил уже доверху, из ушей сыплется… Если ни на что игрушечные герои из колонии не способны, то почему тогда у меня такое ощущение, что тут случилось что-то… Тишина, как на кладбище…
— У меня тоже какое-то нехорошее предчувствие, — сказал полуцутик. — В колонии всегда шумно, а теперь…
— Тихо! — Никита приложил палец к губам. — Слышишь?
Полуцутик прислушался.
— Гудит чего-то, — неуверенно высказался он. — Гул, кажется, вон от того здания идет…
— А что это за здание? — спросил Никита, с интересом разглядывая трехэтажный особняк, выстроенный явно в восточном стиле.
— А это такое здание, — серьезно ответил Г-гы-ы, — что нам туда лучше не соваться.
— Почему?
— Потому что это правительственное здание. Там участковый заседает. Он, наверное, и гудит…
— Да нет, — послушав еще, проговорил Никита. — Похоже на шум толпы. Я, когда маленьким был, очень любил на Первомайские демонстрации ходить — нравилось, когда все вокруг ярко и празднично. И шумно.
— Какая же толпа, когда нет никого около здания? — удивился полуцутик.
— Это с нашей стороны нет, — сказал Никита, — а с другой стороны — должна быть. Посмотрим?
Г-гы-ы заколебался.