– Наоборот, я самая преданная ваша поклонница, – поспешила заверить его Наташа. – Даже Лика, моя племянница, слушает ваши песни постоянно.

– Лика? – удивился Ларин. – Кто назвал девочку так замечательно?

– Она сама. Вообще-то девочка по документам Александра, но ее никто и никогда не звал Сашей или Шурочкой. Едва научившись произносить какие-то слова, малышка заявила: она – Лика. А меня назвала Ташей. И с той поры дома все стали так меня называть. Теперь, правда, только одна Лика.

– Я бы тоже хотел так к вам обращаться. Можно?

– Конечно, – согласилась Наташа. – Мне будет очень приятно, что и вы будете близким мне человеком. У меня словно еще одним родственником станет больше. Я уже не одна теперь буду… то есть мы с Ликой не одни будем в этом мире… то есть я хотела сказать…

Она смутилась, и Ларин тактично заговорил о другом:

– Знаете, я вообще-то и не думал, что буду когда-нибудь заниматься бизнесом. Родители очень хотели, чтобы я стал музыкантом, да и преподаватели настаивали. А я отказался, сам не знаю, почему. Вероятно, просто не хотел быть таким, как отец. Хотя в нем ничего плохого нет. Хороший гитарист. Может быть, даже очень хороший. Одна из его песен почти месяц входила в десятку самых исполняемых в Калифорнии. Группа его гастролирует по Штатам, делает неплохие сборы, клипы иногда крутят по «MTV». В последний раз я его видел, когда он примчался на мою свадьбу. Ему пятьдесят почти, а он одевается и держит себя так, чтобы никто не мог усомниться в том, что ему и тридцати нет. Но он не один приехал, а со всей своей группой. Самое неприятное, что оплатил их путешествие тесть. А еще они дали пару концертов здесь, в «Полюсе». Был успех и гонорары приличные: группа, что ни говори, – популярная. И все это на фоне слов отца о любви ко мне и маме.

– А они встретились все-таки?

Ларин покачал головой:

– Мама умерла спустя два года после его отъезда в Штаты.

– Простите, – растерялась Наташа.

Ларин оглянулся на зал. Поднялся и направился к эстраде. Подошел к роялю и открыл крышку. Опустил руки на клавиши и начал играть. Нет, сначала он просто взял пару аккордов, и Наташе показалось, что он проверяет звучание инструмента. Потом еще несколько мгновений звуки были глубокие и усталые. Ларин будто вслушивался в них. Затем пробежался пальцами по клавиатуре, и только тогда Наташа уловила мелодию, как бы пришедшую откуда-то издалека. Звуки повторялись. Словно звучало эхо, убегающее и тающее в огромном пространстве. Пространство было темным, и только там, откуда доносилась мелодия, переливался свет – он дрожал, то вспыхивая, то затухая, как огонь костра. Где-то засыпала, приглаженная ветром, степь, темные кони щипали траву, слившуюся с глубоким сумраком, мерцали ранние звезды… Мелодия крепла, заполняя все пространство, и когда в мире не осталось ничего, кроме музыки, внезапно оборвалась…

Ларин оставался сидеть возле рояля, и Наташе показалось, что он сейчас продолжит играть. Но музыкант уронил вниз руки и поднялся. Тогда раздались аплодисменты. Наташа посмотрела вокруг и увидела, что аплодируют все: редкие посетители за столиками, официанты, стоящие у стен, выглянувшие в зал работники кухни и даже швейцар, подошедший к дверям зала из вестибюля.

Ларин вернулся за столик и сказал:

– Мелодия называется «Плачет скрипка цыгана». Ей уже почти сто лет, она никем почти не исполняется. Фамилию автора знают единицы, но это великий композитор, хотя и создал всего одну тему. Мелодия будет жить еще долго. Нас не будет, а кто-нибудь ее обязательно исполнит для своей любимой девушки.