— Нет! — Она почувствовала, что у нее загорелись щеки. Кей всегда заставлял ее краснеть.

— А почему нет?

— Меня это не интересует, вот почему, — отрезала она. — Кроме того, никто пока не очаровался моей привлекательной внешностью.

— Не вижу в ней ничего плохого, — настаивал он.

— И привлекательного тоже.

— Потому что ты вбила себе в голову, что ты некрасивая, и одеваешься соответственно. Ты такая… — Он неодобрительно показал на ее строгую блузку. — Такая застегнутая на все пуговицы.

— Я… на все пуговицы?

— Именно так. Тебе надо расстегнуться. Расстегнуть все пуговицы и крючки. Дать себе волю, сестренка.

Она изобразила негодование.

— Я, как старая дева, отказываюсь слушать подобные ужасные вещи.

— Старая дева! Какая еще… Послушай меня, Джейнэллен. — Указательным пальцем он почти касался кончика ее носа. — Послушай, ты совсем не старая.

— Но и не первой молодости.

— Ты на два года моложе меня. Значит, тебе тридцать четыре года.

— Ты немного ошибся.

— Ладно, тридцать три. Тебе до старости еще ой как далеко. Бабы в наши дни ждут до сорока, чтобы родить детей.

— Сомневаюсь, чтобы им понравилось, как ты их называешь.

— Самое главное, чтобы ты меня поняла, — настаивал он. — Ты даже еще не достигла полного расцвета своей сексуальности.

— Кей, прошу тебя.

— И единственной причиной, почему ты еще «девушка», если это действительно так…

— Это так.