Обняв меня на прощанье, она ушла.
Мы так душевно посидели, что грустно было уезжать. Проводив Дарину, внучатую племянницу генерала Вавилова, которая не скрывала симпатии, я отправился к себе, но заснуть долго не получалось, в голове вертелись вопросы.
Получится ли Сан Санычу договориться с женой, которая встала на дыбы? У Дрозда была похожая ситуация: женщина не просто не хотела переезжать, но и была категорически против того, чтобы муж исчезал на неделю и возвращался на выходные.
Игнат и Жека категорически отказались идти на лоховские условия. Остальные восприняли новость с радостью и энтузиазмом.
И вот я брожу по вокзалу и жду экспресс. Димидко так и не вышел на связь, в поезде с парнями его не было, и на ум приходили безрадостные мысли, что он слился. Предпочел семью карьере. У него ведь двое детей, сын в шестом классе, дочь во втором.
И если жена поставила вопрос ребром: семья или футбол, вполне возможно, что он выберет первое. И никто не в праве его за это осудить.
Вот только как же мы? Нам же без толкового тренера никуда, ведь через полтора месяца первая игра с «Волынью» из Луцка! Неужели трудно просто написать: извините, парни, но отбой тревога?
Не ожидал я от него такой подставы.
Да и женщины меня поражали. «Дорогой, я всего лишь хочу, чтобы ты много зарабатывал, но все свое время проводил со мной. Неужели это так сложно?»
И правда, неужели сложно понять, что если не давать мужчине реализовываться, держать его на цепи, то ничего хорошего не будет? В лучшем случае он в итоге все равно сбежит, упустив множество возможностей. В худшем — сопьется и во время скандалов будет винить супругу в неудавшейся жизни и обломанных крыльях.
Наконец объявили прибытие экспресса, и я побежал на первый путь, отмечая, как же свободно дышится без турникетов! Никто в сумку не заглядывает, не чувствуешь себя в загоне. Да и школы в этой реальности не обнесены забором, все простое и слегка наивное, как в моем детстве.
Если бы еще Димидко нашелся, было бы вообще прекрасно.
Показалась серебристая остромордая голова экспресса. Заскрежетали тормоза. Я вытянулся, вглядываясь в затемненные стекла, но видел лишь силуэты.
Наконец двери распахнулись. Первым вылетел Микроб с гитарой и огромной сумкой, куда можно было бы поместить его самого. Сделав несколько шагов в сторону, чтобы не мешать выходящим пассажирам, он бросил сумку и заорал:
— Нерушимый!
— Качай Нерушимого! — крикнул Погосян, высунувший голову из экспресса.
Проходящая мимо старушка аж дернулась от его крика и за сердце схватилась.
Погосян наконец освободил проход, вытаскивая гигантский рюкзак, прислонил его к сумке Микроба, и они вдвоем рванули навстречу, повисли на мне, будто бы я забил гол.
Отстранившись, Мика дал мне пять и восторженно проговорил:
— Удивил, брат! Я уж думал — конец моей карьера! Домой ехать, в армию идти. Отец так и сказал: не хочешь универ — иди в армию!