Сырую тишину нарушило урчание мощных двигателей. С узкой дороги, уходившей в лес, к станции выползли два танка и «студебеккер» с кузовом, крытым брезентовым тентом. Три машины подъехали к станции и замерли, словно ожидая чего-то – или кого-то. И скоро стало ясно, кого они ждут.

Из-за поворота железной дороги появился паровоз, тянувший короткий – всего один вагон и одна платформа – состав. Паровоз не объявил о своём появлении гудком: он двигался крадучись, словно не желая привлекать к себе внимания. Поезд-недомерок шустро подбежал к станции и замер, выпуская клубы белого пара. И почти одновременно из вагона и из кузова «студера» горохом посыпались люди с автоматами – офицеры в синих с красным околышем фуражках НКВД.

– От так так… – пробормотал один из патрульных. – Интересное кино…

«Студебеккер», пофыркивая, как сытый кот, подался задом к платформе, на которой стояла какая-то конструкция: нечто вроде небольшой колонны или толстой трубы, лежавшей горизонтально. Труба эта, похоже, покоилась на какой-то подставке, но что да как, сказать было трудно: всё сооружение со всех сторон было тщательно укутано брезентом.

– Что за хреновина, а, Микола? – вполголоса спросил второй солдат.

– А я почем знаю? – отозвался тот. – Много будешь знать – скоро состаришься, хотя…

Он не договорил, но его товарищ понял недосказанное: нездоровый интерес ко всяким разным штукам, охраняемым бойцами НКВД, резко снижает у чрезмерно любознательных вероятность дожить до старости. И патрульные замедлили шаг, старясь не приближаться к станции: бережёного бог бережёт, небережёного конвой стережёт.

Энкавэдэшники сноровисто развернули «хреновину» поперёк платформы, закатили-задвинули её в кузов «студебеккера» и проворно залезли туда сами, как чёртики в табакерку. Сопровождавшие таинственный груз перебросились со встречавшими несколькими словами (о чём они говорили, патрулю не было слышно по причине расстояния), «тридцатьчетвёрки» залязгали траками, и через пять минут все три машины – танк впереди, танк позади, грузовик посередине, – скрылись в лесу, словно их тут и не было. Гул моторов затих.

Патрульные переглянулись. Обоим пришла в голову одна и та же мысль насчёт того, что могло скрываться под брезентом, – земля, как известно, слухами полнится, – однако оба предпочли не высказывать эту мысль вслух. Молчание – золото.

Уже в сентябре сорок пятого боевые излучатели поступали в войска дальневосточных фронтов десятками, но командование не спешило их использовать (хотя очень хотелось – генералы-фронтовики изумлялись при виде того, что вытворяли операторы «сталинских револьверов» на прифронтовых полигонах). Воспользовавшись затишьем в Маньчжурии, русские копили силы и готовили массированный лучевой удар, который должен был стать полной неожиданностью для японцев, занятых вторжением в Америку.

– Я поднимаю тост, – Трумэн говорил медленно, давая возможность переводчику переводить его речь слово в слово, – за наших доблестных русских союзников, пришедших к нам на помощь в труднейший период истории нашей страны. Мы помним, как помогла нам Россия во время Гражданской войны, прислав в Нью-Йорк и Сан-Франциско свои боевые корабли и одёрнув этим Англию с её имперскими замашками, и мы, со своей стороны, всеми силами помогали России в войне с фашисткой Германией – в войне, закончившейся нашей общей победой. Но теперь, когда неисчислимые азиатские орды с их дьявольским оружием вторглись в Америку, сея смерть и разрушение, Россия не просто помогла: она нас спасла, и мы, американцы, никогда этого не забудем. Ваше здоровье, господа русские офицеры!

Зазвенели бокалы. Молодые русские парни, операторы СР – «соловьёв-разбойников» – чувствовали себя неловко на торжественном банкете в Парадной столовой на втором этаже Белого дома: они к такому не привыкли. Непривычными были для них и красовавшиеся на их пальцах именные золотые перстни (личный подарок президента США), и американские джинсы, подаренные фирмой «Levi Strauss & Co.», поставлявшей эти штаны для US Army.

Но неловкость эта постепенно проходила, чему немало способствовало количество тостов и обилие крепких напитков – Гарри Трумэн, несколько превратно осведомленный о нравах и обычаях «русских медведей», решил не ударить лицом в грязь и показать своим союзникам-спасителям, что американская душа не уступает русской по широте размаха на пиру. Президент даже специально пригласил на банкет высших офицеров, известных своей склонностью к гульбе (например, адмирала Хэлси, оставшегося без флота). Были на банкете и женщины – супруги высокопоставленных лиц, а также сотрудницы Белого дома, выгодно отличавшиеся от жён дипломатов и военных возрастом и внешностью. Молодые американки щедро одаривали улыбками русских офицеров, и нельзя сказать, что делали это только лишь по обязанности.

Операторов СР, прибывших в США вместе со своими установками, было двенадцать человек. Часть из них обучала американских операторов пользовать новым и непривычным оружием, но некоторые уже успели побывать в боях. Персональных тостов удостоились все, но в числе первых были названы Сергей Порфирьев, внезапным лучевым ударом сбивший над Айдахо японский тяжёлый бомбардировщик специального назначения; Максим Петров, остановивший танковую атаку японцев в Колорадо (сняв поле, самураи двинулись вперёд, рассчитывая огнём и гусеницами смести противника с его луками да стрелами, и осеклись: моторы машин вдруг заглохли, а затем ударила американская противотанковая артиллерия, непонятно почему оказавшаяся боеспособной, и в считанные минуты превратила дюжину японских «жестянок» в пылающие костры); и Владимир Евстигнеев, заваливший целых два «фугаки» во время их недавнего (и безрезультатного) налёта на Вашингтон. Основания для благодарности у американцев имелись, и янки не стеснялись эту благодарность выражать.

Градус веселья постепенно повышался. Банкет медленно, но верно приближался к той грани, за которой начинается обыкновенная пьянка, когда капитан Евстигнеев, воздававший должное искусству заокеанских кулинаров, услышал за спиной мелодичный женский голос:

– Мистер Ивстигни, что вы бы хотеть?

Майор обернулся и мгновенно перестал жевать. Перед ним стояла очаровательная молодая американка в кружевном белом платье не слишком значительной длины и смотрела на него так, что Владимиру тут же захотелось, чтобы все здесь присутствующие немедленно отправились куда подальше (на кудыкину гору, куда Макар телят не гонял, к едреней фене) и оставили бы их наедине.

– Что вы хотеть, мистер Ивстигни? – повторила красотка (по-русски она говорила с сильным акцентом и коверкала слова, но понять её было можно). – Я жить здесь, Вашингтон, и вы спасать мой дом от японский огонь.

«Если я тебе скажу, чего хочу, – подумал майор, окидывая взглядом ладную фигурку американки, – ты в обморок брякнешься. Хотя нет, не брякнешься: от тебя, подруга, хлещут такие биотоки, что если тебя усадить за пульт «соловья-разбойника», ты полгорода снесёшь на хрен. Ох и девка, огонь с дымом…».

Однако отвечать было надо (невежливо оставлять без ответа вопрос, заданный дамой, причём заданный дважды), и Евстигнеев сказал первое, что пришло ему на ум: