- Нех пан Будкис сидит тихо. Буде жецсь, але не на дулго. А ты, пан Анджей, подь-ка держи его, на всякий случай, як у вас мувяць.
Ну что же, "держать и не пущать" - этому мы с детства обучены. Зафиксировал борькины запястья ладонями вверх, как тот папановский персонаж, "сильно, но аккуратно". Но всё равно чуть не выпустил руку, когда наш горе-стрелок, из-за которого мы, похоже и попали сюда-не знаю куда, резко дёрнулся, шипя сквозь зубы. Лучицкий, не обращая внимание на реакцию пациента, продолжил мазать желтовато-восковой субстанцией, воняющей одновременно мёдом и мазутом, пострадавшие борькины пальцы. Нет, всё-таки правильный дед нам попался на пути. Отзывчивый! А что "москалей" недолюбливает - это ничего. В Польше многие не любят Россию: слишком долго шло соперничество наших государств. Но, тем не менее, достаточно и тех, кто относится нейтрально и положительно. А вот немцев, к примеру, ненавидят все поляки поголовно (может быть, за исключением служивших при оккупации в польской вспомогательной полиции и их родичей - ну так и в России есть ублюдки, воспевающие Власова с Каминским и прочей шушвалью).
Станислав
Да, хлопцы, рассказал бы мне самому кто-то такое раньше - сам бы за насмешку принял. А тут волей-неволей, а поверить в небываемое пришлось. И ведь вот какая штука подсознание: вроде и видишь всё своими глазами, и нюхаешь, и руками трогаешь, сколько тебе вздумается - а всё равно в голове ничего не складывается. Мозг сам подсовывает тебе привычные стереотипы. Так и сейчас: и то, что по непонятной причине наша троица оказалась не пойми где и совсем в другое время года, и отсутствие связи и GPS-навигации в центре Европы, и лишенный привычных благ цивилизации, начиная от водопровода и заканчивая телевизором и подключённым к интернету компьютером дом нашего гостеприимного знакомца - всё это отмечалось разумом, но выводы как бы сами по себе затушёвывались.
И только когда пан Лучицкий, усадив нашу компанию за стол с круто заваренным чернющим чаем с колотым сахаром вприкуску на блюдечке, горкой ломтей деревенского хлеба на деревянной тарелке и солидным, килограмма на полтора, комом солёного масла, принялся расспрашивать о новостях, все эти странности сложились в голове как два и два. Потому что интересовался-то пан Томаш ни чем иным, как ходом продолжающейся войны с японцами и слухами о "новых петербургских указах царского дяди". Какое отношение дядя царя - какого, кстати, царя? Николая Второго? Вот не знал, что у него был дядя! - имел к указам, раз сам не самодержец, ни я, ни ребята не поняли, но углубляться в тему не стали. Я сказал лишь, что мы газет не читаем, да и давно в городе не были, новостей не знаем. Не уверен, что обходчик так уж поверил, но настаивать он не стал.
- А не скажет ли пан Томаш, как в ближайший город попасть?
А на что панам туда? То не были, не были, и срочно стало надо? Добраться-то не сложно, всего-то вёрст двенадцать, если не меньше. Да только ведь паны не доберутся сами. Кто же зимой в таком вот виде, как вы сейчас, путешествовать отправляется?
- Да, холодно.
- Не то штука, пан Станислав, что холодно. Так Бог устроил, что зимой - холодно, весной - тепло. Странно это! Будто из лета в зиму паны перескочили - а как такое может быть? Никак, подобное только в сказках случается. Значит, странно. А что странно - то и подозрительно. А подозрительным, прошу пана, сейчас лучше бы в город не ходить: как царя убили - так москали вовсе озверели, полиция и ухватить может. А нам, которые к железной дороге касающиеся, и вовсе давным-давно указано обо всех подозрительных сообщать. Не дай Господь - какой злодей гайки отвернёт или стрелку испортит - тут и крушение! А кому отвечать? Стрелочнику да обходчику: недосмотрели! Так что по инструкции, пан Станислав, должен я о вас своему начальству сказать, чтобы оно уже решило: сообщать куда следует, или не сообщать... А я ж так понимаю, что панам та полиция без надобности?
Хм, ишь как вуйко линию загнул! И не подкопаешься вроде, и прав он, вообще-то говоря... Ясно уже, что ещё день назад что мне, что ребятам полиция была, что называется, по барабану. Но это та, польская полиция конца дветыщидесятых. Но сейчас, по всем признакам, не дветыщидесятые. А вот какие - это надо бы разобраться... С одной стороны - вроде как идёт русско-японская война. Она, если правильно помню, ещё до революции Пятого года с треском была проиграна. А с другой стороны как то странно: царя же в гражданскую с семейством расстреляли, а до того последний убитый самодержец - это Александр Второй, про которого только и помню, что крепостное право отменил, а за это его бомбой взорвали вместе с каретой. Но это было сильно раньше войны с японцами! Так что пока толком не разберёмся, что к чему - со ЗДЕШНЕЙ полицией лучше бы не встречаться...
- Верно говорите, пан Томаш: без тёплой одежды зимой негоже. И если бы мы тогда трезвые были, и знали, что из всего нашего бенкету произойдёт, то обязательно бы пальто и шапки прихватили. Но пан же понимает: когда водка гуляет, разум отдыхает.
- То так, пан! А где ж так гулять изволили, что до беспамятства дошло? Не дай Боже, всё спустить пришлось до грошика?
- Ну, пили между Варшавой и Плоцком, у меня в деревне. А вот насчёт денег... Холера! А ведь верно: бумажника-то со мной нет!
Торопливо принялся исследовать карманы, выкладывая содержимое прямо на столешницу: чехольчик с ключами, другой - с телефоном, мультитул, платок, зажигалка, пластинка с пилюлями рыбьего жира, жвачка мятная, клеммташ с царской пятисотрублёвой банкнотой - странно, как он оказался тут? Наверное, когда дома коллекцию показывал, в карман сунул второпях, записная книжка с прикреплённым карандашиком на золочёной цепочке, сувенир от визита в Лейпциг... Холера, даже мелочь нигде не завалялась!
У обходчика слегка изменилось выражение лица. Стало более внимательным, что ли?
- Слава Йсу, пан Станислав, пан осторожный человек! Укрыл пенёндзы на разживу. А что бумажник пропили - так пану известно: что ушло, то вновь придёт.
- Да какие пенёндзы, пан Томаш! Пенёндзы в бумажнике остались! - Я откровенно не понял реакции железнодорожника. Ведь действительно, когда мы выходили из дома пострелять, бумажник оставался дома, на обычном своём месте в ящике. Вместе со всем содержимым: и злотыми, и обеими пластиковыми картами, и сотней евро "на всякий случай": вдруг придётся срочно смотаться в Германию, так чтобы не искать судорожно банкомат при мелких расходах. А то был уже как-то раз такой случай, лишнее неудобство получилось.
- Пан Станислав богатый человек, если ему пятьсот рублей - не пенёндзы. Простому обходчику не один год нужно работать за такую сумму. Хотя здесь, вдали от города - на что их тратить?
Тут только до меня дошло, что посерьёзнел наш гостеприимный хозяин как раз увидев коллекционную "пятисотку" в клеммташе. Вот оно как, оказывается! Выходит, здесь это - не предмет собирательства чудаков-бонистов, к которым мы с Будкисом имеем удовольствие принадлежать, а вполне себе ходовая валюта. Вот так-так...
Это что же получается? Если так, то мы что - действительно переместились во времени и пространстве? Вроде всё сходится: и зима вместо весны, и смена местности, и архаичное жилище обходчика, да и сам он в своей антикварной форме... Если учесть, что банкноты такого образца, с портретом Петра Великого в треуголке, скопированного со знаменитой статуи Антокольского, появились только в 1898 году, то, выходит, и мы сами очутились примерно между этим годом и 1917. Хотя вот не знаю: в 1912 году появилась "пятисотка" другого вида, с Петром без шляпы, но вот заменила ли она предыдущую или они имели параллельное обращение? Не помню... Но в любом случае - торчим мы где-то в Российской Империи и нет ещё не революции семнадцатого, ни независимой Польши, ни, тем более, моего дома вместе с ящиком стола, где я оставил свой бумажник...