— А теперь, дамы и господа, — провозгласил барнум, — Синий человек будет есть! Он ест совершенно так же, как мы с вами, с той лишь разницей, что дикарь нипочем не желает есть вареного. Все, что нужно этому каннибалу[93], так это сырое мясо. Смотрите же. — И он показал толпе только что зарезанную курицу, чисто ощипанную, но очень тощую.

Прежде чем схватить тщедушную птицу, Синий человек, до сих пор не произнесший ни слова, казалось, сделал над собой усилие и, обратив грустный взор к любопытной, но равнодушной толпе, крикнул:

— Есть среди вас кто-нибудь, сносно говорящий по-французски?

Увы! В этих местах говорят на португальском. Никто не откликнулся на его мольбу.

— Синий человек голоден! Я думаю, что он говорит мне: «Ты мой кормилец, мой благодетель».

Бедняга, который, по-видимому, находился на грани истощения, вцепился в курицу, жадно глотая большими кусками.

— Спокойнее, Синий человек! Спокойнее, мой мальчик, отдышись!

Но тот, изголодавшийся, со слезами на глазах ответил по-французски:

— Палач! Если ты моришь меня голодом для того, чтобы я развлекал твою публику, заглатывая эту мерзость, так, по крайней мере, позволь хоть один раз насытиться! Не-ст! Лучше сто раз умереть! Иметь бы оружие, чтобы раз и навсегда покончить со всем этим! Даже во сне этот мошенник стережет меня.

— Смотрите, смотрите, господа! Синий человек сегодня на редкость красноречив! Обычно он немногословен. Нет сомнений, что ваше добропорядочное общество расшевелило его! Ах! Если бы научить его португальскому! Но что вы хотите: дикарь глупее попугая. Те хоть слышат и понимают.

В толпе вновь раздались восклицания, смех, восторженные аплодисменты. Горячие головы потребовали от барнума новых чудес. Сеньор Гимараенс, который ни в чем не мог отказать публике, подошел к Синему человеку, заставил его встать и приказал танцевать.

Однако тот либо не понял приказания, либо перенесенные им страдания переполнили чашу терпения. Он остался недвижим, бросая вызов хозяину. Кнут взвился и готов был уже обрушить страшные удары на плечи невольника, но застыл в воздухе. Руку, державшую кнут, остановил какой-то белый.

Сеньор Гимараенс закричал от гнева и боли, попытался освободиться и, наконец, стал звать на помощь.

Синий человек испустил победный клич, выхватил кнут из рук палача и принялся что есть мочи лупить его.

Мушкетерская шляпа в одно мгновение превратилась в грязную тряпку, всюду валялись обрывки кружев, от рубашки остались одни лохмотья, а Синий человек, ослепленный ненавистью и ужасом, все бил и бил своего мучителя, не в силах остановиться.

Никто из оторопевших зрителей не шевельнулся, так все были удивлены, даже ошеломлены увиденным.

На крики хозяина сбежались музыканты. Они хотели уже наброситься на взбунтовавшегося дикаря. Но тот, словно разъяренный зверь, терзая жертву, крикнул:

— Если кто-нибудь из вас сделает шаг, я сверну ему шею.

Угроза казалась вполне реальной. Гимараенс хрипел, высунув язык, глаза вылезли из орбит.

Незнание французского не помешало музыкантам понять смысл угрозы, и они так и остались стоять, кто где был.