– А где же вы её подкапываете? – оживился Борис.
– Да она-то недалеко, вот прямо под этим окном мой огород начинается, так ведь она под водой!
– Эх ты, – чуть ли не одновременно вскричали Борис и Филка, – а ещё горюешь! Сейчас с картошкой будем. Давай ведро и верёвку, есть?
– Ну, конечно, есть!
Через несколько минут Борис, обвязавшись верёвкой и взяв в руку ведро, выскочил из окна и очутился почти по плечи в довольно-таки холодной воде, с трудом удерживаясь на ногах. Через несколько минут он нащупал ногами ещё не размытые гребни грядок с торчащими из них кустами картофеля. Он нагнулся, погрузившись с головой в воду, выдернул куст, и, ощупав его корни, к своей радости, обнаружил, что они усыпаны множеством, хотя и некрупных, картофелин. Сорвать их и бросить в ведро было делом нескольких секунд. Затем он высунул голову из воды, передохнул и, нагнувшись снова, постарался пошарить в образовавшейся яме. Там он нашёл несколько более крупных клубней. Так, ныряя минут пятнадцать, Борис сумел набрать полное ведро, почти не удаляясь от спасительного окна. Правда, когда Ким и Филка, заметив посиневшее лицо Бориса после его последнего ныряния, за верёвку подтащили его в окно и помогли ему взобраться в комнату, он трясся, как осиновый лист.
Ким заранее затопил печку. К счастью, около неё лежала порядочная охапка дров, остальные находились в сарае, и взять их оттуда было нельзя. Но всё-таки теперь голодная смерть не угрожала всем, находившимся в школе.
Вслед за Борисом набрал ведро картошки и Филка, а затем и Ким. Потом Борис повторил свою вылазку, сделали то же самое и его товарищи. Примерно через полтора часа в углу комнаты Кима уже лежала порядочная кучка подводной картошки, как её не замедлил окрестить Борис. Ким раздал картофель всем своим постояльцам, предварительно сварив её на плите печки в большом ведре. Наелись картошки и добытчики. Теперь, как заявил Ким, вопрос с питанием хотя бы на два-три дня был решён. А там, может быть, уровень воды понизится, и находившиеся в школе женщины и сами смогут добывать картошку из-под воды.
Отдохнув после вынужденного купания, Борис и Филка стали думать, что же им делать дальше. Конечно, ни о каком продолжении путешествия по долине не могло быть и речи. Оба теперь мечтали лишь о том, как бы скорее очутиться в Шкотове, а Филка – и о том, чтобы поскорее уехать во Владивосток.
Ещё утром Дорохов поручил Киму отметить на крыльце высоту уровня воды. После окончания работы по добыче картошки они с Борисом вышли на крыльцо и убедились, что, если вода больше и не прибывает, то пока ещё и не убывает.
Посоветовавшись, они решили не ждать, пока вода спадёт, а сейчас же отправиться в обратный путь. Им казалось, что это будет не так трудно, ведь они пойдут вниз по течению, ну а кое-где, может быть, и поплывут. Будут стараться приближаться к тем сопкам, которые окружают Шкотово, а может быть, в конце дороги и вообще выберутся на них и часть пути пройдут уже посуху. Они сообщили о своём намерении Киму, тот, почти не умевший плавать, как, впрочем, и многие корейцы, стал горячо протестовать против их плана. А когда он рассказал о намерении своих русских знакомых находившимся в школе односельчанкам, те подняли настоящий вой. Все они – кто по-корейски, кто, пользуясь своими скудными познаниями, по-русски – стали отговаривать ребят от их безумной, как её назвал Ким, затеи. Но и Борис, и Филка твёрдо стояли на своей идее, может быть, именно потому, что их так настойчиво уговаривали её не осуществлять.
Связав свою одежду в плотные узлы, укрепив эти узлы на головах, они смело спустились с крыльца и погрузились в мутную воду. Первые десятки шагов они прошли довольно свободно. В этом месте вода достигала Борису груди, а Филке плеч, они двигались по течению, поэтому идти было легко. Вода была не очень уж холодна, и они совсем приободрились. Но как только они отошли от школы шагов на сто и очутились в том месте, где начинались рисовые поля, вода поднялась так, что они вынуждены уже были плыть. Парни старались держаться поближе друг к другу, время от времени хватаясь за встречавшиеся им кусты, чтобы немного передохнуть.
Перед ними расстилалась бурлящая, пенящаяся, грязно-жёлтая вода всюду, насколько хватало глаз. Впереди эта пелена воды сливалась где-то далеко с посеревшим небом. На нём вновь появились серые низкие тучи, из которых начал накрапывать мелкий дождь. Берега сопок, окружавших падь, находились так далеко, что были едва различимы в этом мутном туманном воздухе. Кусты кончились, и течение с силой несло их вниз. Теперь думать о том, чтобы пересечь этот поток поперёк, было нечего, требовалось всеми силами стараться удержаться на поверхности, отдавшись течению, дожидаясь, что, может быть, при повороте реки, которая всё-таки составляла основу потока, их подтолкнёт к какому-нибудь берегу.
На счастье ребят, в этот момент их нагнала довольно большая и толстая доска, за которую они и поспешили ухватиться. Бурное течение швыряло их в разные стороны вместе с ненадёжной опорой, било о деревья, встречающиеся на пути, и о разные предметы, несшиеся одновременно с ними. Они так боялись, что даже не чувствовали холода воды, иногда набегавшие на них волны накрывали их с головой. Отфыркиваясь, они выныривали и продолжали цепляться за свою доску.
Течение было настолько быстрым, что, вероятно, через два-два с половиной часа они должны были находиться на линии железной дороги, ведущей со стороны Угольной в Кангауз. К их удивлению, никакой железной дороги и невысокой насыпи, по которой она проходила, на месте не оказалось. Немного впереди был виден какой-то непонятный, никогда ранее Борисом невиданный, забор. Когда они со своей доской подплыли к нему, и доска, умышленно развёрнутая ими поперёк, зацепилась за препятствие, они увидели, что это и есть железнодорожное полотно, поставленное вертикально, а то, что они приняли за забор, – это поставленные на попа шпалы!
Вода, снеся полотно и перевернув его, с шумом неслась между шпалами. Вся же дорога, зацепившись концами шпал за край кювета, а рельсами уткнувшись в телеграфные столбы, продолжала, сдвинувшись на несколько десятков шагов и выгнувшись дугой, оставаться целой.
Пользуясь этой преградой, перебираясь от шпалы к шпале, наши довольно-таки легкомысленные ответственные работники направились в сторону Шкотова. Им предстояло, пользуясь полотном железной дороги, преодолеть расстояние, вероятно, версты в три – как будто немного, но ведь всё это делалось в холодной воде.
Закоченевшие пальцы могли каждую минуту сорваться с той шпалы, за которую они в данный момент держались, и бурные потоки воды, стремительно несущиеся между шпалами, могли легко вынести их к устью реки и далее в морской залив, где гибель того, кто попал в такую беду, была бы неизбежной.
Через много лет вспоминая о том, что пережили во время этого путешествия, они удивлялись своему безумию и той удаче, которая позволила им уцелеть.
Этот последний отрезок пути они преодолели часов за пять, и когда достигли участка, где линия не была повреждена, и выбрались-таки, наконец, на сухое место, а это было уже почти совсем рядом со шкотовскими казармами, то оба свалились на землю и, наверно, около часа лежали совершенно неподвижно, тяжело дыша и не обращая никакого внимания на мелкий дождик, всё ещё продолжавший сыпаться с мрачного серого неба.
Отдышавшись, они не стали одеваться, а так, с узлами одежды за плечами, и прошествовали через всё село до дома Алёшкиных. Правда, было уже совсем темно, и немногочисленные прохожие, встречавшиеся им на пути, из-за дождя торопившиеся скорее добраться до дома, не очень-то вглядывались в полуголых парней, понуро шагавших посередине размокшей улицы.