Дорога от Шкотова до леса была неизмеримо приятней: сани легко скользили по мягкому, но ещё не глубокому снегу, за ночь количество его прибавилось. Было пасмурно, но снегопад прекратился, мороз усилился. Зарывшись ногами в сено и укрывшись с головой полушубком, Борис вскоре задремал и проснулся лишь тогда, когда сани остановились около домика, из-за двери которого раздался радостно-возбуждённый лай Мурзика, почуявшего появление хозяина.
Расплатившись с возчиком, Борис перетаскал привезённое в домик, поставил кипятить воду для пельменей, отсыпал в миску около сотни их, чтобы затем сварить, а остальные забросил на чердак.
Через час ужин-обед был готов, а тут появился и Демирский. Из привезённого он больше всего обрадовался лыжам. Бродя в этот день по довольно глубокому снегу, он основательно устал, а на лыжах эти путешествия можно делать почти без труда. Был он доволен и пельменями:
– Это, – сказал он, – самое подходящее кушанье для таких отшельников, как мы! Передай благодарность тем, кто делал эти вкусные пельмени.
Борис рассмеялся:
– Ну, тогда придётся благодарить всю нашу семью: мы пельмени всегда всем семейством лепим, ну а главная в этом деле, конечно, мама.
Похвалил Демирский и за привезённое ружьё, сказав, что теперь им о продовольствии можно всю зиму не беспокоиться, охотиться будут по очереди. Мясо будет, ну а вместо хлеба и китайские пампушки сойдут. Со следующего дня вновь началась напряжённая работа: дни летели быстро.
Оба десятника были так загружены, что, отправляясь в лес с первыми лучами солнца, возвращались в свой домик уже в полной темноте. Утром, когда они появлялись на лесосеке, работа там уже шла полным ходом. Рубщики, разбившись на группы по 3–4 человека, валили отмеченные деревья, очищали их от сучьев и разделывали на брёвна нужной длины. Покончив с одним деревом, переходили к следующему, и так весь день. Они не делали перерывов на обед: зимние дни коротки, поэтому китайцы работали без обеда, делая лишь очень короткие перерывы на куренье.
Десятникам предстояло замерить каждое бревно, записать его размеры в тетрадку, перенумеровать и к вечеру подсчитать количество срубленных брёвен.
Поначалу дело с замером отнимало у Бориса много времени. Замер следовало произвести по наименьшему диаметру – таковы условия, а найти этот наименьший диаметр было не так-то просто. Ошибка при замере приводила к ошибке в вычислении кубатуры и могла послужить основанием для браковки брёвен заказчиком – японцами, которые использовали малейшую неточность, чтобы сорвать с Дальлеса штраф. После нахождения нужного диаметра, он чёрным мелком писался на верхнем отрубе бревна, там же ставилось клеймо специальным топориком с буквой на обушке. Начальником этого участка считался Демирский, поэтому на клеймах стояла буква «Д». Дня два он контролировал работу Бориса и, проверив сделанные им замеры, сам ставил своё клеймо, но затем, убедившись в добросовестности своего помощника, дал ему второй экземпляр клейма, доверив, таким образом, самостоятельное клеймение. После этого работа их пошла быстрее, теперь они работали параллельно: на одном склоне замерял лес сам Демирский, на другом – Алёшкин.
После замера леса наступала очередь спусчиков: они должны были закрепить наиболее толстую часть бревна специальной цепью, прикрепить эту цепь к постромкам, идущим от некоторого подобия хомута, надетого на шею быка, и тот волок это бревно вниз к дороге. Расстояние, которое предстояло пройти быку, составляло несколько сотен метров, но спуски были иногда очень крутыми, а брёвна часто поражали своей громадностью: нередко верхний отруб нижнего бревна по наименьшему диаметру составлял 35–38 дюймов, ну а нижний конец был дюймов на 5 толще; такое бревно весило гораздо больше тонны. И если рубщикам требовалась большая физическая сила и умение, чтобы так повалить высокое дерево (из него выходило 3, а то и 4 девятиаршинных бревна), чтобы оно не повисло на соседних сучьях, чтобы оно не поломало ближайшие деревья и чтобы его было более или менее удобно на крутом склоне обработать, то спусчикам требовалось, кроме того, ещё и умение управлять быками. Очень часто под давлением огромной массы тяжёлого бревна, скользившего по крутому спуску, быстро покрывавшемуся обледенелой коркой, бык, не сумевший удержаться, вынужден был бежать, и управлявшему им корейцу (почему-то на этой работе бывали всегда заняты корейцы) нужна была незаурядная ловкость, чтобы направить его движение в нужном направлении.
Бывали случаи, когда справиться с этим делом возчику не удавалось, и бык срывался с обрыва, летел вниз и погибал, придавленный огромной тяжестью падавшего за ним бревна. Зимой подобный случай произошёл однажды и на этом участке.
После того как бревно было благополучно спущено к дороге и отцепивший его кореец возвращался за следующим, к бревну подъезжал возчик из стеклянухинской артели. Возчики обычно группировались, как и рубщики, по нескольку человек. При помощи ломов и толстых слег-жердей они накатывали бревно на короткие санки, сделанные из толстых брусьев, закрепляли его верёвками, и после того, как у всей группы сани были загружены, маленький обозик отправлялся в путь и через час доставлял брёвна на склад, расположенный на берегу реки Стеклянухи, примерно в полутора километрах ниже домика десятников, подготовленный на ровной полянке – площади. На месте, отведённом под склад, заранее были проложены лаги – нетолстые брёвна, на которые и следовало накатить доставленное возчиками.
После того как заканчивался один ряд брёвен, состоявший примерно из 50–60 штук, на него сверху, также через проложенные лаги, накатывался второй ряд. Таких штабелей, по примерному расчёту Демирского, необходимо было сделать штук шесть. Штабеля эти укладывались с таким расчётом, чтобы весной при паводке вода подошла к ним как можно ближе, и чтобы спуск леса в период сплава отнимал как можно меньше времени и рабочих рук.
А пока Борис и его начальник продолжали обмер брёвен и наблюдение за правильностью валки леса. Важно было, чтобы рубщики не пропустили ни одного намеченного к вырубке дерева и в то же время чтобы не свалили того, которое трогать не нужно.
К концу рабочего дня оба десятника съезжали на дорогу и спешили на склад, чтобы успеть записать количество и номера брёвен, доставленных возчиками. Проверять размеры не было надобности, так как у них в тетрадках каждому номеру уже соответствовал определённый размер.
Вернувшись в домик и пообедав, десятники принимались за канцелярскую работу: Демирский вёл проверку записанных ими данных с данными, отмеченными джангуйдой рубщиков, артельщиком корейцев и артельщиком возчиков.
Количество брёвен было важно для рубщиков и спусчиков, хотя для расчётов с последними учитывалось то, которое определяли при подсчёте вывезенного на склад. Возчики получали не со штуки, а с кубатуры доставленного леса, поэтому Борис, как более грамотный и умеющий разбираться в таблицах, определявших объём бревна, занимался этими подсчётами.
Раз в неделю Демирский производил расчёты наличными деньгами с артельщиками и джангуйдой. Деньги на участок иногда привозил бухгалтер конторы, иногда же за ними отправлялся кто-нибудь из десятников. Конечно, чаще ездил за деньгами Борис: Василий Иванович понимал его желание, да и необходимость, побывать в Шкотове, ведь Алёшкин всё ещё продолжал оставаться секретарём комсомольской ячейки и должен был присутствовать, хоть и нерегулярно, и на собраниях, и на бюро.
Работы для десятников между тем не становилось меньше, а всё прибавлялось, приходилось тратить много времени на посещение лесосеки, которая отодвигалась всё дальше и дальше от домика, да и подсчёты усложнялись и увеличивались – число возчиков непрерывно росло, и это требовало дополнительного времени. Кроме того, нужно было давать еженедельные сводки и в контору, и в лесничество.