– Скажите, пожалуйста, а вы знаете, почему эта река называется Стеклянухой? – поинтересовался Боря.

– Точно этого, наверно, никто не знает… Говорят, что недалеко от того места, где сейчас расположена деревня с таким же названием, как и у речки, стояла китайская фанза, замечательная тем, что вместо бумаги, которой, как ты знаешь, заклеены все окна в этих жилищах, в переплётах её окон были вставлены настоящие стёкла. Такая фанза не могла не вызывать удивления у первых поселенцев этих мест, а так как название речки, в своё время придуманное коренными жителями этих мест, удэгейцами, для произношения было очень трудным, то они и назвали её по имени удивительной фанзы – Стеклянухой. Ну а от названия речки родилось и название деревни, образованной поселенцами на её берегу. Ну, впрочем, хватит болтать, пойдём-ка к строящемуся зимовью, а потом пройдём и в тайгу.

Вскоре они услышали звуки ударов топора, раздававшихся на одном из склонов сопки. Когда они с трудом забрались по довольно крутому скалистому склону, покрытому мелким кустарником багульника и чёртового дерева метров на 150 вверх, то увидели, что противоположный склон этой сопки, также, как и находящийся рядом более пологий, почти до самого низу покрыт огромными, стройными, как свечи, кедрами, пихтами, лиственницей, ещё не сбросившей хвою, и какими-то неизвестными Борису красивыми, тоже довольно крупными, деревьями. Подлеска почти не было.

– Ну вот, это и есть наша делянка, – заметил Демирский.

В самом низу пади, на ровной поляне виднелось человек 40 китайцев, занятых копкой котлована для второй землянки. Первая была уже полностью закончена. Рядом с землянками-зимовьями несколько человек оплетали толстыми ветвями остов длинного сарая.

Демирский объяснил, что в одном зимовье будут жить рубщики-китайцы, а в другом корейцы: вместе они жить не могут. А сарай, строящийся неподалеку, предназначен для волов. Лес выборочным порядком будет заготавливаться на склонах этих сопок, спускаться вниз на дорогу и там, уже на лошадях, доставляться на склад к реке.

– Склад этот предполагается разместить шагах в пятистах ниже нашего домика, – сказал Демирский.

Оглядывая сверху предстоящее место вырубки, Борис немного недоумевал, почему Василий Иванович, да и все в конторе, говорили о каких-то трудностях заготовки леса в этом месте, но когда они спустились к строящимся землянкам, и Борис оглянулся, то он понял, что работа предстоит непростая. Глядя снизу вверх по склону, казавшемуся после путешествия по скалам таким безобидным, он увидел, что этот «пологий» спуск вовсе уж не так гладок и полог, как это казалось сверху.

И конечно, ни одна лошадь свезти сани с бревном по этому склону не сумела бы: бревно, наваливавшееся на неё сзади, неминуемо заставило бы животное бежать, лошадь бы разбилась. Борис даже засомневался, смогут ли справиться с этим делом и волы. Он высказал свои сомнения по этому вопросу Демирскому, но тот его успокоил, заявив, что ему приходилось при помощи волов спускать лес и не с таких круч.

Пройдя мимо строящихся землянок и ответив на приветствия работающих там людей, десятники назад к своему домику пошли уже по той дороге, которая должна была служить для перевозки леса к реке. Дорога эта показалась Борису тоже весьма несовершенной, о чём он и не преминул заметить. Она, и правда, представляла собой скорее, широкую тропу, несколько раз пересекавшую многочисленные ручьи-овражки. Но на замечания Бориса старший десятник только усмехнулся:

– Ну что же, это хорошо, что ты так по-хозяйски всё оцениваешь, значит, понимаешь, что нам с тобой тут работать придётся и что мы за всё тут в ответе будем. Но не волнуйся, эта дорога нас вполне устроит. Придётся кое-где мостки сделать, кое-где подровнять её – ну, да это много времени не займёт. Вот зимовье построим и дня два на дорогу отведём, ведь ты не забудь, пользоваться ею мы начнём только после того, как снег выпадет, ну а вместе со снегом и мороз нам поможет. До весны выдержим, а дальше она нам не нужна будет. Что не успеем до весны вывезти, то так тут и останется.

Так они разговаривали, идя по дороге теперь вниз по течению реки, постепенно приближаясь к своему домику. Борис заметил, что если по скалам они добрались до вершины сопки за каких-нибудь полчаса, то теперь шли, наверно, уже более часа, а домика всё ещё не было видно. Он сказал об этом Демирскому, тот рассмеялся:

– Чудак-человек, так по дороге до нашего домика от вырубки-то будет вёрст пять!

Наконец, они увидели и домик. В это первое путешествие они не брали с собой Мурзика, сейчас, возвращаясь, ещё за несколько сот шагов услышали его яростный и злобный лай. Десятники ускорили шаги. Их глазам предстала следующая картина.

Шагах в пятидесяти от домика на самом берегу реки работало человек 50 китайцев, выравнивавших довольно большую площадь. Один из них, очевидно, старший, стоял недалеко от входа. Малейшая его попытка подойти к домику вызывала яростный лай Мурзика, который замолкал, как только китаец отходил назад. Тот, видимо, не знал, что ему делать, но в этот момент он заметил подходящих Демирского и Бориса, увидели их и все остальные китайцы. Они о чём-то залопотали по-своему, поснимали шапки, и старший подошёл к Демирскому. Увидев своих, Мурзик замолчал и улёгся около порога домика.

Подошедший китаец снял шапку и наклонил голову, Борис тоже потянул руку к шапке, но его остановил Демирский6

– Не надо! Они ведь пока думают по-старому: считают нас за хозяев, а где же это видано, чтобы хозяин снимал шапку перед работником? Если мы с этими их представлениями считаться не будем, то можем очень подорвать свой авторитет, а без него нам трудно придётся: нас ведь только двое, а их будет человек 150, не считая возчиков, всех их надо будет держать в руках!

Подошедший китаец, не надевая шапки, почтительно пожал руку, протянутую ему Демирским, произнёс своё неизменное: «3дластвуй, капитана», – и жестом пригласил обоих начальников сесть на толстое бревно, лежавшее тут же.

Когда они уселись и закурили, китаец начал что-то быстро и горячо доказывать, мешая ломаные русские слова с китайскими. Борис почти ничего не понимал из этой скороговорки, но Демирский, видимо, хорошо знал этот жаргон и, выслушав китайца, отвечал ему коротко и односложно, тоже иногда употребляя китайские слова. Китаец стал в чём-то убеждать Демирского, что-то просить у него, но тот оставался непреклонным. В конце концов, китаец, сокрушённо покачав головой, махнул рукой и с печальной миной отошёл к рабочим, с нескрываемым интересом следившим за проходившими переговорами.

Те по выражению его лица и нескольким словам, брошенным им, поняли о бесплодности переговоров и довольно сердито о чём-то между собой заговорили. Тогда этот китаец грубо прикрикнул на них. Они замолчали и вновь принялись за прерванную было работу.