— Тебя не спрашивали, шваль! Мы еще помним, что вы напару с безумием натворили той зимой, — рыкнула на нее разгневанная Майа. — Лучше отдайте мне. Я точно знаю что с этим делать. Или не точно. Но у меня много вариантов. Буду импровизировать.

— Вот уж нет, — попятилась от нее рациональная.

— Почему моя похоть подавлена? — подала я голос, заглядывая в щели между ступенями трибуны.

— Потому что ты, ебанько, заработала себе проблемы с фригидностью своими подавленными эмоциями. Там же проживают самоуважение и достоинство. Я уж не хочу поминать об увлечении чем-либо. Его ты выпускаешь еще реже. Скорее избегаешь, как проказы.

— Неправда. Я часто всяким увлекаюсь.

— Искусственно. И при этом почти никогда не испытываешь наслаждение и удовлетворение.

— Для этого нужна я, — подала голос похоть.

— И я, — добавила обжорство.

— Где бы вы были без меня? — щелкнула пальцами любопытство.

— Давайте решать, чем займемся, — хлопнула я в ладоши.

— И опять, — вздохнула рациональная, забрасывая клубок на горку таких же.

— Достаю списо-о-ок! — пропела идейная Майа, выныривая со своего места.

— Не могла промолчать? — тихо проворчала ленивая.

Но была услышана.

— Для тебя, моя дорогая, есть феерическое предложение. Во-первых, это продолжить наслаждаться вкусненьким бухлишком, а также его чудесным влиянием на человеческий организм. Во-вторых, у Аска в спальне есть вкусняшки. И мы все знаем, где именно лежит коробочка с нарисованными жуками.

— Аск будет против, — пискнула боязливая Майа.

— Мы ему не скажем.

— А если он узнает? Он обязательно узнает.

— И что он нам сделает? — развела руками рациональная. — Сама знаешь, что ничего.

— Он расстроится и, возможно, рассердится, — тихо возразила та. — Мы не любим, когда он расстраивается, и чувствуем боль, когда сердится на нас.