– Нахер тогда вообще живешь? – скрипнул дедушка и грязно выматерился, самым неподобающим для ветерана образом.

– И вам не советую, вредно.

– В задницу меня поцелуй, советчик протыканный. Зря значит вышел.

– А где охрана ваша?

– Пьют мордовороты, не до меня им сейчас, я и вырвался, думал сигаретку перехвачу. Шесть месяцев не курил, врачи, суки гадские, запрещают. О здоровье пекутся. То-ли дело внуки, вот эти молодцы у меня, и сигарету дадут и шнапсу плеснут, лишь бы сдох любимый дедушка побыстрей, не успею остыть, начнут квартиру делить. Только хер им огромный, я из них половину переживу и на могилках станцую, сволочи.

Веселый дедок, – отметил про себя Руди. Раньше думал ветераны существа мифологические, возвышенные, а этот обычный такой. Интересно настоящий? А то говорят участники Великой войны давно умерли.

– Вы воевали?

– Идиот, – оскорбился ветеран, и замахнулся тростью. – Думаешь вру, паскуденышь?

– Нет-нет, – Руди поспешно вскинул руки.

– Москву брал, до Уфы дошел, потом в Иракской компании участвовал, – дед жестом очертил горизонт. – В этих лесах половина нашей дивизии осталась, а ты мне тут говоришь. Сюда смотри. – ветеран задрал мятый пиджак и рубашку, продемонстрировав плохо видимые в полутьме, багровые шрамы

– Простите. – примирительно улыбнулся Рудольф.

– Да пошел ты, – ветеран сухо закашлялся в платок, на ткани осталось темное пятнышко, – Зря воевали раз такие вопросы теперь задают. Устроили представление дерьмоеды. Видел героя их нового? Полукровка, грязная русская свинья, я таких навидался.

Ого, дедушка не узнал собеседника в темноте.

– А какие они были, эти русские? – затаил дыхание Руди.

– Такие как я и как ты, – ощетинился дед. – Хотя нет, ты им в подметки негоден. Мы Европу захватили в парадном строю, а споткнулись о русских. Они, они как дикие звери. Мы совершили большую ошибку, – ветеран замолчал, показалось уснул.

– Какую ошибку?

– Кошмарную, – дед внезапно преобразился, подобрался, глаза в темноте заблестели нездоровым огнем. – Мы уничтожили миллионы русских, стерли им память, оставшихся вогнали в каменный век, завалили водкой и наркотой, но этого мало. Надо было убить их всех до единого, вырезать, сжечь. Потому что, даже если их осталась жалкая горстка, русские возродятся из мертвых и отомстят. Я видел как воюют русские, до сих пор просыпаюсь ночью в холодном поту, когда мне снится их проклятое «Урра» и батальоны поднимающиеся в атаку оттуда, где мгновение назад все живое было уничтожено бомбежкой и артиллерийским огнем. А русские шли из дыма и пламени, и рука об руку с ними шла наша смерть. Они сопротивлялись до последнего: голодные, грязные, брошенные командованием. Не дай Бог пережить это снова, нынешнее поколение тряпок и женоподобных ублюдков не сможет им противостоять. Мы превратили их в скот, растоптали, оставили вымирать. Думаешь с ними покончено? Ошибаешься, я видел глаза их детей. Пока не поздно, нужно закончить работу. Я обращался напрямую к фюреру, а в ответ получил сучье благодарственное письмо. Меня там посчитали выжившим из ума стариком.

Ветеран перевел дух и продолжил, найдя подходящие уши:

– Европа пыталась уничтожить русских восемьсот лет, планомерно, последовательно, методично, а им было плевать. Они закапывали нас в своей скудной земле и продолжали пить водку, тосковать, искать смысл жизни, писать непонятные книги и грызться между собой. Они были не такие как все, это раздражало больше всего. Их невозможно было купить. А когда нам, наконец, удалось победить угрозу с востока, ценой жизни целого поколения лучших из немцев, мы все испортили, мы позволили им остаться в живых. Не вырвали с корнем.

Рудольф вцепился в перила. Перед ним немец, впервые говорящий открыто и честно, о народе канувшем в Лету. Твоем народе. Ненависть ветерана не угасла за долгие годы, а значит война не окончена.  Ты солдат этой войны. Пришло время выбирать.