— И оттого еще больше боялся скандала, — хмыкнула Хемайон, — только уже в исполнении Ианты. Ей ничего не стоило обвинить его в романе с вольнослушательницей на каком-нибудь студенческом мероприятии, при сотнях свидетелей. Тогда о преподавательской деятельности точно пришлось бы забыть. Но выбора у Бианта не было, о помолвке уже объявили во всеуслышание, и он решился поговорить с Иантой с глазу на глаз. Назначить встречу пришлось с утра пораньше, в зале накопителей, потому что в общежитии профессора ни на секунду не оставляли в покое, то поздравляя, то сочувствуя. Биант сам не может сказать, на что рассчитывал, но точно не на то, что в университет с внеплановой проверкой явится сам Номики Георгиадис, да еще в такой неурочный час. А Ианта, конечно же, вспылила, и…
Я опустила глаза, бессознательно сжав кулаки, — и тут же разжала, спохватившись, что могу помять платье. Что происходит со вспылившими магами огня, я уже успела изучить на собственном примере, — пожалуй, даже слишком хорошо. А что склонен делать сам профессор Биант от неожиданности, мы все видели на ярмарке.
— Он попытался задуть ее пламя, — подтвердила мои предположения Хемайон, — и, конечно же, сделал только хуже. Гвардейцы успели вытолкнуть из зала Георгиадиса, профессор выскочил сам, но больше не уцелел никто. Биант думал, что для него все кончено, но Номики увидел, что от тел ничего не осталось, и решил иначе. Влияния правой руки мэра оказалось достаточно, чтобы расторгнуть помолвку и заткнуть рот владельцу винодельни. К тому же Георгиадис пообещал, что никому не расскажет, кто на самом деле виноват в гибели Ианты. При одном условии… — она обхватила себя руками и замолчала.
Я бросила платье на кровать и обняла Хемайон — осторожно, сама не зная, не оттолкнет ли она меня.
Не оттолкнула.
— Это по просьбе Бианта миз Вергиди подбросила нам под дверь ту страницу из книги, — изобличающе пробурчала Хемайон и уткнулась носом мне в ключицу. Нос был острый, но я терпела. — Профессор переживал, что Тэрон откачает слишком много твоей магии, и мощности печей перестанет хватать. А миз Вергиди просто считала себя в ответе за происходящее в женском крыле и опасалась, что ты понятия не имеешь, что происходит.
— В общем-то, с этим она не ошиблась, — смущенно пробурчала я.
Хемайон шмыгнула носом и отстранилась, бросив робкий взгляд на платье, брошенное на кровать прямо вместе с вешалкой. Я махнула рукой и достала из шкафа другое.
— Душ?
Хемайон кивнула и, быстро подхватив одежду, метнулась к выходу — только у порога оглянулась, вспомнив об обуви. Но вместо тонких домашних туфелек, подумав, выбрала ботинки из телячьей кожи.
Я тоже замешкалась, наткнувшись взглядом на свое отражение в зеркальце на дверце шкафа. Выглядело оно не лучшим образом, меньше всего напоминая девушку из хорошей семьи и «честную дочь». Но если моя репутация еще как-то подлежала исправлению (в конце концов, легкая эксцентричность леди только к лицу, если из-за этого ей не перестают приходить приглашения в приличные дома!), то Хемайон…
— Знаешь, — я заставила себя растянуть губы в светской улыбке, — меня пригласили на летние каникулы в поместье лорда Василиадиса. Его дочь, Сапфо, моя хорошая подруга. Как ты смотришь на то, чтобы поехать вместе со мной?..
В конце концов, если Хемайон в чем-то и виновата, то уж точно не в том, что один преподаватель не знал меры в выпивке и презирал профессиональную этику, а помощник мэра оказался больным извращенцем. Но с настоящими виновниками пережитого кошмара я ничего поделать не могла — их ждал суд, и оставалось разве что надеяться, что наши с Фасулаки письма заинтересуют графа Аманатидиса, и он не позволит мерзавцам откупиться; зато помочь Хемайон было вполне в моих силах. Пусть она не принадлежала к Доро — самой большой семье на свете — но с ней обошлись точно так же, как и с нами, вынуждая отвечать за то, в чем не было ни грана ее вины.
Я была уверена, что Сапфо не откажет мне в маленькой просьбе.
Эпилог
Суматоха в поместье Василиадис царила с момента нашего прибытия, постепенно окрашиваясь сперва праздничными, потом, по мере приезда прочих гостей, — чуть истеричными тонами. Такое настроение было вполне ожидаемо где-нибудь в городской ратуше перед визитом высокого начальства, а не в баронском замке, но я благовоспитанно делала вид, что ничего не замечаю. Гостеприимные хозяева отвечали той же любезностью, игнорируя мое нервозное поведение. Правда, кажется, они всё-таки отписали в Эджин, осторожно уточняя, правда ли, что экзамен по конмагу был зачтен экстерном и мой дар не представляет опасности ни для меня, ни для окружающих.
Здесь придраться было не к чему: профессора Кавьяра так заинтриговала та огненная стена, с помощью которой я держала его на расстоянии в ночь, когда мы мчались спасать Тэрона, что весь остаток учебного года я провела, отрабатывая этот прием. Дело закончилось написанием курсовой за третий семестр и клятвенным обещанием вернуться в университет, чтобы продолжить обучение. Теперь, после исполнения смертного приговора Георгиадису и его сообщнику Бианту, моим попечителем считали именно профессора Кавьяра, и он не упускал шанса извлечь из этого выгоду. С ним я смирилась: по крайней мере, с деловым человеком всегда можно договориться, даже если его педагогические таланты вызывают некоторые вопросы. Прийти к согласию с отчимом оказалось гораздо сложнее, и в этом-то и крылась истинная причина переполоха в поместье.
Не сумев достучаться до здравого смысла виконта Оморфиаса, твердо решившего выдать меня за сэра Хадзиса, я прибегла к запрещенному приему и нажаловалась графу Аманатидису. Он по-прежнему не рисковал официально признавать меня своей дочерью, но, кажется, втайне гордился — и потому с великосветской небрежностью напросился к барону Василиадису аккурат во время моих каникул. Прибытия высокого гостя ожидали со дня на день, и в поместье стали съезжаться ещё и ближайшие соседи, которые, конечно же, не могли упустить шанса засвидетельствовать свое почтение графу.
Я ходила, опустив глаза долу, и старательно изображала, что не имею к происходящему ни малейшего отношения. Мне никто не верил: сплетни о моем сотрудничестве с армией, жандармерией и исследовательским корпусом Эджина успели просочиться, несмотря на все усилия Фасулаки и Кавьяра, а Аманатидис так выразительно молчал, что все только утвердились в своих предположениях. Но слухов о моем родстве с самим графом не ходило, и это вполне устраивало нас обоих. Мою нервозность списывали на изобилие малознакомых лиц: приглашали-то меня на отдых с подругами, а не стихийный съезд знати со всей округи! Я охотно поддакивала и часто сбегала на большой заливной луг за поместьем: Хемайон ухитрилась вырастить там огромную беседку из капризных гелийских роз, и мы повадились устраивать там пикники на пятерых, часами пропадая из-под бдительного надзора компаньонки Сапфо и возвращаясь только под вечер, пропитанные густым цветочным духом и дымом от костра.
Лорд Василиадис смотрел на наши прогулки сквозь пальцы. Ему было не до того, а компаньонка Сапфо втайне надеялась отыскать среди мелкопоместных дворян какого-нибудь не слишком требовательного к приданому жениха и, кажется, преуспела. Во всяком случае, обязанностями она манкировала регулярно — к всеобщему удовольствию.