Абсолютно повсюду.

Не маленькие и неброские, как у него в номере, нет, большие, яркие букеты, наводящие на мысль о провинции Даларна с ее знаменитыми цветочными орнаментами, вплотную друг к другу, словно какой-то подражатель Карла Ларссона под кайфом дал волю кисти.

– Как у тебя тут красиво, все в цветочках, – кивая на обои, заметил Себастиан и предположил, что, оформляя эту комнату, дизайнеры руководствовались формулами «интимно» и «по-летнему».

– Что тебе нужно? – поинтересовался Торкель, продолжая распаковывать лежавший открытым на одной из кроватей чемодан.

– А ты как думаешь?

Торкель прошел мимо него с двумя рубашками и повесил их в шкаф, стоящий сразу за дверью.

– Мне подумалось, не хочешь ли ты поговорить об Урсуле, – сказал ему в спину Себастиан.

– С тобой?

Торкель закрыл шкаф и повернулся к Себастиану.

– В нее выстрелили у меня дома.

– И что же она там делала? – почти выпалил Торкель. Прозвучало более ревниво, чем он намеревался, но ему слишком хотелось знать.

Его это грызло.

Съедало изнутри.

Он любил Урсулу. Она развелась. Внезапно появился шанс для чего-то долговечного. Ему трудно было жить одному. Всегда. Он мечтал о второй половинке.

Мечтал об Урсуле.

И вот ее ранили. Чуть не отняли у него. Дома у Себастиана Бергмана – именно у него.

– Мы просто ужинали, – ответил Себастиан и посмотрел на Торкеля испытующе. Что ему сказала Урсула? Едва ли рассказала правду. Рассказывать, собственно, было особенно нечего. Они не спали друг с другом. Правда, собирались. В тот вечер. Если бы не появилась долбанутая Эллинор со своим пистолетом. Но этого она, наверное, не рассказала. Урсула умеет хранить тайны. Не хуже самого Себастиана. Возможно, даже лучше.

– Она регулярно с тобой ужинала? – поинтересовался Торкель, попытавшись сохранить нейтральный тон. Однако ревность опять дала себя знать. Он ничего не мог с этим поделать. Сколько раз он пытался пригласить Урсулу на ужин, но получал отказ.

– Нет, изредка ужинала, но регулярно… нет.

Себастиан умолк. Он начал жалеть, что не пошел в ресторан, но было слишком поздно. Торкель стоял и молча вглядывался в него, явно ожидая продолжения.