Следователь еще раз сверил мои данные и сказал, что меня могут вызвать потом, если я понадоблюсь. Что ж, пожалуйста. Вызывайте.
Из машины я выскользнул тихо и боком стал отходить. Я сделал это специально на тот случай, если бы меня узнал кто-то из соседей, которые стояли тут же у подъезда и оживленно обсуждали происшедшее. Вдруг кто-то из них видел, как я ходил к Хельге, как мы выходили из дома рука об руку… А кто-то мог вообще не спать и видел, как мы ночью привезли сюда Хельгу с санитаром. Бывают же такие старушки-соседки, которые мучаются бессонницей и по ночам смотрят на улицу…
Если бы меня кто-то узнал, потянулась бы цепочка, и я мог уже не выпутаться, К счастью, меня никто не приметил, и я сумел скрыться от глаз.
Больше я здесь не появлюсь, незачем дважды искушать судьбу. А Хельга… Что с ней?
Я взглянул на часы. Пожар в квартире, как я узнал, начался ранним утром. Сейчас было около трех часов дня. За это время Хельга уже трижды могла пересечь эстонскую границу…
Для меня навсегда останется тайной, как ей удалось убить Скелета. Что ж, как говорится, политика — это искусство возможного. И жизнь вообще, наверное, искусство возможного. Поймать Хельгу теперь вряд ли возможно, так незачем было об этом думать.
Я вернулся в банк, и меня сразу же провели обратно в кабинет к Савелию Кузьмичу. Геннадий сидел там же, и я рассказал ему о происшедшем. Он опустил голову и выругался.
Он никак не комментировал исчезновение Хельги, только скрипел зубами некоторое время.
К вечеру мы с Геннадием уехали домой. Лева остался в банке, где его заперли в комнате под охраной молчаливого парня, пришедшего на смену Коле. Связывать его не стали.
— Все равно никуда не денется, — авторитетно пообещал Савелий Кузьмич.
Потом пожал плечами и негромко добавил:
— Пусть последнюю ночь проведет нормально, без веревок и наручников.
Я поехал вместе с Геннадием Андреевичем. Мне не хотелось ехать домой, а хотелось увидеть Юлю.
Она была молчалива и почти ничего не спрашивала у нас. Наверное, она понимала, что происходит нечто важное, связанное с ней. Недаром же у нее прорезалось внутреннее видение…
Мы не говорили с ней о Хельге и вообще о том, что происходило вокруг. Юля держала мою руку и молчала. А когда к ней приблизился Геннадий, она прижалась лицом к его груди и замерла.
— Папа, — только говорила она тихо. — Папа…
Так мы и сидели втроем — Юля посередине, а мы с Геннадием по бокам. Наступала ночь.
На следующий день все произошло так, как предвидел Савелий Кузьмич. После полудня в кабинет вошел вчерашний юнец с аккуратной папочкой в руках и сдержанно сообщил, что заграничный банк подтвердил передачу денег в размере пятисот тысяч и одновременно сообщил о том, что счет господина Рахлина исчерпан… Значит, Лева не солгал, когда говорил, что у него это последние деньги.
— Ну что? — мрачно посмотрел на нас Савелий. — Теперь будем кончать? Только сначала он еще должен расписаться в получении суммы. А то нехорошо, непорядок…
Все денежные операции заняли время до вечера. Савелий постарался на славу. Чемоданчик с деньгами был принесен и водружен на стол перед Левой. Все делалось строго по правилам.