Однако увидеть устойчивые поведенческие модели мешает и заговор молчания. Его необходимо осознать и разрушить, чтобы заложить основы будущего исцеления.
Последствия заговора молчания
Как было сказано в главе 2, общий опыт нелюбимых дочерей – изоляция, ощущение, что ты единственный нелюбимый ребенок в мире. Не устаю повторять: я пришла к убеждению, что чувство одиночества, отделенности от других, наносит не меньший ущерб, чем отсутствие материнской любви. С самого детства и во взрослой жизни большинство нелюбимых дочерей несут чудовищный груз уверенности, что никто больше не переживал подобного. Боль усиливается заговором молчания, окружающим запретную тему. Они и сами предпочитают молчать. Почему?
По разным причинам – в зависимости от жизненного этапа. В детстве таких причин три. Во-первых, маленькая девочка усваивает миф о материнстве – что все матери любят своих детей и прочее, – и верит ему. Если все матери – любящие, а она нелюбима, значит, в ней самой есть какой-то ужасный дефект. Естественно, ей стыдно, и то, что мать ее не любит, становится тайной, которую ребенок считает нужным скрывать от всех. Иначе она рискует стать еще более одинокой! Во-вторых, мир ребенка очень тесен, и правит в нем мать, которую ребенок возносит на пьедестал, поскольку остро нуждается в ее любви и одобрении. Мать еще и главный авторитет в понимании событий этого маленького мира. «Ты вела себя ужасно, и мне придется тебя наказать», «Хорошие девочки не ломают вещи, как ты», «Насколько я была бы счастливее, если бы ты была похожа на свою сестру!». Подобные утверждения вызывают у ребенка стыд и внушают убеждение, что он ничего не стоит и ни на что не годен. Никакими силами он не может заставить мать любить его и начинает бояться, что, возможно, она права на его счет, а значит, никто никогда не проникнется к нему привязанностью или любовью. Это веская причина молчать. В-третьих, сама мать поддерживает заговор молчания. Большинство нелюбящих матерей заботятся о внешних приличиях, о впечатлении, которое производят на посторонних, и хотят, чтобы ими восхищались, поэтому не жалеют сил, чтобы происходящее дома не вышло за порог. Многие следят за тем, чтобы дочери на людях выглядели хорошо и высказывались соответственно, и сами пускают посторонним пыль в глаза, усугубляя проблему ребенка. Кто поверит, если сказать правду?
В подростковые и взрослые годы нелюбимая дочь продолжает хранить молчание по многим причинам, самая важная из которых заключается в том, что ее потребность в материнской любви не ослабевает и она все еще старается завоевать эту любовь. Конфронтация, неизбежная, если высказать все то, что никогда не признавалось, для многих дочерей недопустима, поскольку равноценна тому, чтобы сдаться и признать, что вожделенный приз – любовь матери – недостижим. Определяющим здесь становится основной конфликт: растущее понимание дочери, что ей нанесена травма (и кем именно нанесена), сосуществует с продолжающейся борьбой за любовь и поддержку матери. Почти столь же веской причиной является желание дочери быть «нормальной», такой, как все. Пожалуй, последнее, что она сделает в подростковые и юношеские годы и, скорее всего, в дальнейшем, – это расскажет кому-то, даже возлюбленному, что отличает ее от других.
Кроме того, она боится, что ей никто не поверит или, хуже того, скажет, что она сама виновата. К сожалению, это обоснованный страх. Люди цепляются за миф о матери, особенно за мотив безусловной материнской любви, и предпочитают не верить нелюбимой дочери или считать, что она преувеличивает. Большинство понимающих во всех прочих отношениях друзей и возлюбленных, особенно если сами они имели любящих или хотя бы терпимых матерей, в этом вопросе оказываются глухи. По их мнению, все просто не может быть настолько плохо, как вы рассказываете, – в ответ звучит: «Тогда ты не была бы такой классной» и тому подобные резоны. Трудно поверить правде: под внешним лоском и успехом скрывается маленькая девочка, все еще тоскующая по матери, которую заслуживала.
Я не признавалась никому, включая бойфрендов, до 20 с небольшим лет, когда начала посещать психотерапевта и понимать, что отсутствие у моей матери любви ко мне бросает тень на нее, а не на меня. Несмотря на это озарение, наши взаимоотношения, в принципе, не изменились, поскольку я по-прежнему хотела ее любви и нуждалась в ней. Только после выхода в свет моей книги «Скверные матери» – мне было 60 лет! – моя бывшая соседка по студенческому общежитию призналась, что у нее была жестокая и игнорирующая мать. На втором курсе мы жили в комнатке размером со шкаф и дружили, но ни словом не обмолвились друг с другом о своих матерях. Только спустя 40 лет мы нарушили кодекс молчания.
Начиная понимать, как старые паттерны проявляются в вашем настоящем, подумайте о том, какую роль играет в вашей жизни заговор молчания и чему вы научитесь, открывшись подруге, если до сих пор этого не сделали. Хороший психотерапевт, конечно, может быть идеальным наперсником для вас. Но, продолжая хранить молчание, вы подпитываете чувство стыда и мешаете себе распознать свои поведенческие шаблоны.
Перенастраиваем «Эмоциональный GPS»
Нет ничего более деморализующего, чем неудавшийся любовный роман или брак, особенно если вы продолжаете воспроизводить в близких отношениях свое детство. Почему мы выбираем людей, которые обращаются с нами так же, как наши матери, хотя упорно стараемся освободиться от гнета прошлого? Почему оказываемся в обществе друзей и возлюбленных, которые поначалу кажутся чуткими и привлекательными, но потом проявляют себя с совсем иной стороны? Почему нас влечет к контролирующим манипуляторам, а не к заботливым и добрым людям?
Дело в том, что каждая из нас тянется к тому, что ей знакомо, даже если это делает нас несчастными. Все мы тяготеем к привычному. Личности с надежной привязанностью, которую самые первые контакты убедили в том, что люди способны любить и заслуживают доверия, это только на руку. Но для тех из нас, кто имеет ненадежную привязанность, привычное может оказаться опасной территорией.
Согласно исследованию Гленна Гейера, все мы склонны выбирать возлюбленного, напоминающего родителя противоположного с нами пола. В ходе исследования он не только предлагал респондентам оценить сходство партнеров с родителями противоположного пола по различным категориям, но и опрашивал самих родителей. Выявленные общие характеристики были достоверными и неслучайными. Как и следовало ожидать, если партнеров объединяли с родителями положительные черты, наблюдалась высокая удовлетворенность отношениями, в противном случае – низкая. Так что «выйти замуж за папочку» не всегда безошибочный выбор.
Когда мы с кем-то знакомимся, срабатывают не только наши бессознательные модели, но и сознательная оценка. Поэтому вопрос остается открытым: почему мы «выбираем мамочку», если она была придирчивой, отстраненной, манипулятивной или крайне эгоцентричной? Клаудиа Брумбо и Крис Фрэйли решили узнать, чем люди с ненадежным типом привязанности привлекают партнеров. В конце концов, мы
Исследователи предположили, что всему виной сочетание неверного восприятия со стороны одного партнера и известной доли расчета и даже притворства со стороны другого, имеющего ненадежный тип привязанности. Они отметили, что лица с тревожным типом привязанности могут сначала казаться привлекательными, их поглощенность собой легко принять за искренность и откровенность, что создает ощущение контакта. Избегающая личность выглядит независимой и сильной. В серии экспериментов команда ученых установила, что избегающие личности – несмотря на то что они не стремятся к эмоциональным узам – активно поддерживают контакт глазами и чаще используют прикосновения, чем люди с надежным типом привязанности, чтобы в ситуации ухаживания выглядеть более привлекательными. Избегающие используют юмор для создания чувства общности и отвлечения внимания от своей внутренней отчужденности. Хотя исследователи, в отличие от Ким Бартоломью, не разделяли избегающе-отвергающих и тревожно-избегающих личностей, очевидно, что последних – одновременно желающих эмоциональной близости и боящихся ее – распознать труднее всего. Однако леопард не может вечно скрывать свои пятна.
Рабочие модели отношений предопределяют не только наши действия, но и воспоминания о них, что обнаружила исследовательская группа во главе с Джеффри Симпсоном. Это еще больше осложняет отношения в паре, где партнеры имеют разные модели. Определив характер привязанности участников исследования, команда Симпсона предложила каждому члену пары определить значимые конфликты в их союзе и, выбрав по одному из каждого списка, вовлекла пару в обсуждение конфликтной ситуации, которое записывалось на видео. Сразу после обсуждения каждый участник оценил собственную готовность идти навстречу или эмоциональную отстраненность. Тот же вопрос был задан через неделю. Ученые обнаружили, что чем более стрессовым было обсуждение, тем отчетливее модели отношений играли роль фильтра. Тревожные люди, вспоминая дискуссию, более высоко оценили степень своей готовности идти навстречу партнеру, избегающие – степень своей эмоциональной отстраненности. «В отношениях индивиды реагируют не на то, что действительно говорится или делается в ходе взаимодействия с партнерами, – подытожили ученые, – а скорее, на воспоминания о взаимодействии, пропущенные через фильтр привычных им моделей отношений». Это исследование объясняет, почему, вступая в отношения с людьми, чьи внутренние сценарии сильно отличаются от наших, мы обрекаем себя на бесконечные разногласия, неразрешимые без постороннего вмешательства.
Задайте себе несколько вопросов.
● Прослеживается ли какая-то закономерность в отношениях, в которые я вступаю?
● Мои реакции и отклики остаются, в сущности, одинаковыми в отношениях с совершенно непохожими людьми?