Он – кристалл, светящийся загадочным внутренним светом. Человек должен смотреть на себя снизу вверх.
Банкет выпускников нашего факультета в Доме журналиста.
Пью водку и танцую с девицами, которые еще вчера были студентками. Оказывается, все они читали мои стихи и все от них в восторге. Просто раньше они стеснялись мне это сказать.
Парни заводят со мной разговоры на «скользкие темы»: почему не выставляют Филонова и Малевича? Почему так мало пишут о Мельникове и Леонидове? Почему у нас так плохо строят?
Глухонемые в автобусе. Три парня и одна девица. Рослые, стройные, модно одетые. Весело толкают друг друга и улыбаются. Жестами что-то говорят, видимо шутят. У них вполне естественный и счастливый вид. Только они не издают ни звука.
Это похоже на кадры немого кино.
Римская империя погибла, но римская цивилизация оказалась бессмертной, она возродилась в Европе Нового времени.
И вот опять гибнет великий Рим. Дряхлеющая, изнеженная Европа на краю пропасти. Мыслимо ли второе Возрождение?
1943 год. Фергана. Вдвоем с приятелем пытаемся забраться в чужой сад, который огорожен высоким старым дувалом. Приятель лезет первым, я его подсаживаю. Он ставит ступню на глиняный выступ и, чтобы удержаться, засовывает руку в широкую щель.
И вдруг раздается страшный, душераздирающий вопль – мальчишка падает на меня, и мы вместе валимся на землю. С ужасом я замечаю большого скорпиона, повисшего на пальце моего дружка. Парень непрерывно истошно орет. С разных сторон сбегаются люди. Скорпиона отрывают, швыряют на землю и растаптывают. Вскоре приезжает санитарная машина, в которую сажают нас обоих. Едем в ближайшую больницу, и там пострадавшему делают укол, после чего он быстро успокаивается. На той же санитарной машине нас отвозят домой. Мы чувствуем себя героями.
Держу в руках корректуру своей второй книги. Читать как-то боязно – вдруг совсем не понравится? Вдруг все это покажется мне бледным, скучным, никуда не годным?
В книжке 61 стихотворение (в первой были сорок пять стихотворений и одна поэма). Если не произойдет ничего сверхъестественного, к лету книга будет напечатана.
Завидую прозаикам, которые умеют писать длинно и витиевато, которые ловко плетут тончайшие кружева из слов. У меня же все выходит как-то просто, кратко и оголенно. Быть может, это и есть мой прозаический стиль?
Пишу на кухне. В квартире все уже спят. Бодрствуют только механизмы: урчит холодильник, тикают часы. Издалека, с улицы, доносится гул ночных трамваев.