Сидел Анисим Никитич вместе с Кузьмичем в самом углу, под иконами. Сергею казалось, что место довольно неудобное, однако из слов он уяснил, что это место («красный угол») — самое почетное. Сам он поместился по левую руку от Кузьмича, то есть рядом с почетным местом, вроде как спаситель… Около пасечника опять задремал дедушка Афиноген, клонясь на Прохора, своего сына, нестарого мужика, обладателя роскошной бороды, блестящей и аккуратной. За ним поместились еще двое: совершенно седой Матвей, лет сорока, с не менее седой бородой, фасоном немного похожей на ту, что носил Дамблдор — длинный узкий клин, и Андрюха — парень лет тридцати с красным шрамом через лицо. Тихо расспросив Кузьмича Сергей узнал, что шрам тот получил в боях. Вот только в каких именно Кузьмич уточнять не стал.
С другой стороны стола присутствовали женщины, периодически отбегавшие, а то и выбегавшие из избы по своим делам. Из-за этой мельтешни Сергей не только имен не запомнил, но и не очень ориентировался кто из них кому приходится. Присутствовали две старушки, к которым уважительно относились все, так что Сергей так и не разобрался, кому они приходятся родней. Может быть и всем, как Кузьмич. Две усталые женщины, дочери дедушки Афиногена, были сестрами Прохора. Куда делась жена последнего опять-таки никто не уточнял. То ли две то ли три сестры, одна из которых была женой Матвея крутились как юркие змейки вокруг стола иногда присаживаясь и тут же вскакивая. Все три (или две) темноволосые, стройные, действительно напоминали змеек. Особенно Сергею приглянулась одна, самая молодая и гибкая… Совсем молодая девушка была женой Андрюхи. Ее взгляд откровенно настораживал, какой-то он был потухший и безжизненный. Впрочем сам Андрюха тоже живостью не отличался. Впрочем, какую еще живость можно было ожидать от обитателей мест, где всего пять лет назад прокатилась война?
Единственное, что не нравилось Сергею — это женская одежда. Если мужчины были одеты примерно так, как и можно было ожидать от деревенских — сапоги, пиджаки, подпоясанные рубахи разных цветов, кепки немного странного вида — с околышем — то вид женщин прямо-таки вызывал сочувствие. Особенно на взгляд москвича XXI века.
Длинные темные юбки, глухие кофты, по виду шерстяные (это летом-то!), у всех на головах платки. Из всего тела видны только лицо и руки. Даже молодые женщины были одеты так же, хотя Сергею казалось, что деревенские девушки должны носить платья. Такие легкие (ситцевые, во!) с цветочками, до колена… Фиг. Глухо до самого пола.
Самогон — штука не безобидная, поэтому через некоторое время в голове, и без того больной, зашумело. Игривые мысли толкались в мозгу. Захотелось представить здешних молодок в современной одежде. Для эксперимента Сергей мысленно раздел одну, жену Андрюхи, и последовательно одел в бикини, мини-юбку, деловой костюм… В итоге пришел к выводу, что лучше всего она смотрелась бы в обтягивающих джинсах и коротеньком топике. Можно даже полупрозрачном.
Занятый модельерными идеями, он не сразу заметил окончания празднования: народ постепенно вылезал из-за стола, прощался с хозяевами. Интересно, а куда ему теперь деваться? Навряд ли его пустят на постой и будут кормить бесплатно. Сейчас подойдет Кузьмич, скажет «Ну, что, гостенек, пора и честь знать. Дуй куды хошь». И что? Куда пойдешь? Пешком до Загорок? А там его тоже не ждут, подпрыгивая от нетерпения…
— Сяргей, — присел рядом на лавку Анисим Никитич, — ты куда собяраешься податься?
— Ага, — включился задремавший было Кузьмич, — где родня-то твоя жила хоть помнишь?
— Не помню, — с горечью протянул Сергей, — ничего не помню. Один остался…
— Ня грусти, — обнял его за плечи Кузьмич, — ня пропадешь. Такой парень как ты, да штоб пропал? Как ты их, мазуриков — вжик, вжик…
…Ага, уноси готовенького. Тут вспомнились убиенные и все съеденное и выпитое чуть не оказалось на полу.
— Кузьмич, — глухо как через вату послышался голос Никитича, — ты цего? Парень молодой, в боях не бывал, можа, энто у няго и вовсе первые…
«Первые покойники» — договорил неделикатный внутренний голос и Сергея все же стошнило на пол. Вернее, на землю, потому что Кузьмич с Николаичем… тьфу, Никитичем… успели вывести его на улицу. Стало полегче. Правда, вернулась заглушенная было самогонкой головная боль.
— Ты, Сяргей, не унывай, — усадил его на лавку под стеной Кузьмич, — цем смогу — помогу. Хошь — до Загорок довязу, хошь — до Пяскова, если ты свою родню вспомнишь. А хошь — у нас в Козьей горе оставайся…
…Сергей Вышинский — козий горец. Пошутил тогда над названием… Блин.
— …девку тябе найдем, парень ты здоровый, завядете хозяйство. Да вон хоть…
— Погодь, Ляонтий, — тормознул его Никитич, — человек еще в себя не пришел, а ты его уже оженить хочешь. Не видишь, больной он…
Голоса куда-то уплыли, затем вернулись.
— … у мяня. Слышишь, Сяргей, — потряс за плечо Кузьмич, — говорю, у меня перяноцуешь сягодня. А потом…
Голос опять уплыл.