Не хочу ни с кем говорить. С Киром особенно, потому что, когда он рядом, мои собственные ощущения меня пугают.

Я огрызаюсь, а внутри держу мысль: только бы не психанул и не ушел. И это странно — такое мое к нему отношение.

— Не загрызла, но покусала, — снова улыбается.

— Магазин скоро закроют.

— Я сейчас спрошу, — делает паузу, — ты только не бесись.

— Ну, — приподнимаю бровь с вызовом. Теперь уже смотрю ему в глаза. Но лучше не стоило этого делать, конечно.

— Плачешь из-за Олега?

Один этот вопрос выбивает из легких весь воздух. Приходится сделать усилие над собой, чтобы дать ответ.

— Свет клином на твоем брате не сошелся, — цежу сквозь зубы.

— Он вчера заезжал.

— Откуда такая осведомленность? — чувствую, что сдаю, начинаю повышать голос.

— Соседний подъезд, забыла?

— Это ты ему дал мой адрес?

Кирилл так на меня смотрит, мол, совсем больная, да?

— Нет.

— Ладно, — киваю. — Если ты печешься за моральный облик вашей семьи, то можешь спать спокойно, я его выгнала.

Кирилл слегка прищуривается, но буквально за секунды меняет эту настороженность на нейтральную улыбку.

— Тогда по какому поводу потоп?

Ну вот чего он пристал? Мне и так плохо, а он с расспросами… Но, вопреки своим внутренним негативным установкам, я отвечаю:

— У родителей была, там все как-то не очень. — Тереблю телефон. — Ну и собеседование отменили. Завтра должна была ехать, но там уже кого-то взяли.