По адресу приезжаем не одни. Видимо, наш кабанчик просек, что его спалили, и вызвал подмогу. Правда, чисто юридическую.
— Это брательника твоего, что ли, тачка?
Ветров выходит на улицу, закладывая руки за голову. Делает несколько рывков локтями.
— Его, — смотрю на белоснежного немца с приблатненными номерами.
— Чувствую, будет весело.
— Обхохочешься. Ладно, пошли. Уверен, Олежа сейчас нам какой-нибудь бумажкой в морду ткнет и поедем мы обратно…
— Вечно проблемы с этими мажорами…
С ухмылкой смотрю на Жору. Я, когда в отдел пришел, каждая собака знала, чей я сын. Поэтому приемчик был так себе, если честно. Ветров вон больше и дольше всех тявкал, пока не дошло, что мой отец палец о палец не ударит, чтобы как-то мне помочь по службе.
Подъездная дверь открывается. Олег выходит первым. За ним Кабанов. Местный поставщик «радостей», по совместительству сынок окружной шишки.
Брат не мешкает. Сразу отдает Ветрову какие-то бумажки. Пока Жора догоняет, что к чему, во двор въезжает прокурорская тачка. В нее Кабанова и грузят.
Ну, чего-то подобного и следовало ожидать. Теперь данное дело вне нашей компетенции и должностных полномочий.
— Учись, как работать надо, папин сын, — ржет Жора, — тебе тридцаха через пару лет, а ты все еще летёха*. А брат вон — конторку адвокатскую открыл, напрямую с прокурорскими дела решает, важный человек, говорят.
— Нагло врут, — ухмыляюсь. — Он у нас просто идеальный сын, — смотрю на Олега, пока тот копошится у тачки. Ботинки влажными салфетками натирает.
— Сильно запылились, видимо, — комментирует Ветров. — Так он бы по привычке, языком.
— Уймись уже, — закатываю глаза.
С братом у меня отношения натянутые. Мы встречаемся сугубо на семейных застольях пару раз в год. Теперь вот еще и по работе изредка пересекаемся.
— Бахилы в следующий раз надевай, — облокачиваюсь на капот бэхи.
— Отличная идея, — брезгливо косится на переполненную мусором урну и бросает салфетки прямо на дорогу. Поправляет пиджак. На улице сегодня градусов двадцать пять. Поджариться в таком прикиде можно.
— Вы с другом немного опоздали, — смотрит на Ветрова. — Мне очень жаль, — лыбится, как мартовский кот.
— Мы особо и не спешили.