ОБВИНЕНИЕ. Значит, э-э-э, ну, типа, скока ты уже толкаешь эти газеты, ну ты поняла?

СВИДЕТЕЛЬ. Дай-ка прикину, ну, типа, лет двенадцать уже.

ОБВИНЕНИЕ. Так ты говоришь, двенадцать лет на одной работе гниешь?

СВИДЕТЕЛЬ. Ну, типа, почти.

ОБВИНЕНИЕ. Тады ты, ну это, видать, опытная?

СВИДЕТЕЛЬ. Ага, ну, типа. Да, ага.

ОБВИНЕНИЕ. И никто на тебя, типа, никогда не наезжал, пока этот чувак, ну, типа, Дурной Палец, не подвалил?

СВИДЕТЕЛЬ. Меня с самого начала от него воротило, сечешь, парень?

ЗАЩИТА. Возражаю, чувак! Свидетель дает наводящие вопросы обвинению, в натуре!

ЛЕДИ САНШАЙН. Заткнись на хрен, урод без яиц!

ЗАЩИТА. Леди Саншайн, ваша честь, вы ставите меня в неловкое положение.

Немного послушав эту белибердень, я потихоньку начал ловить в ней смысл. А смысл этот заключался в том, что пора было сваливать отсюда. Если бы только я мог заполучить свои йо-йо и конфетницу!

В следующий момент, когда я снова прислушался, на трибуну был вызван Крошка. Ангел, самый более-менее соображающий свидетель, рассказал о том, что видел и как отобрал у меня пец-конфетницу с головой Никсона.

Тут в леди Саншайн пробудился интерес.

– Кто-нибудь уже пробовал Хорьковы конфетки? Из чего они?

Все взволнованно оглянулись по сторонам. В конце концов прокурор подал голос:

– Э-э-э, нет, ваша честь.

Зловеще усмехнувшись, леди Саншайн указала на Крошку и приказала:

– Ты! Съешь конфету!

Судебный пристав направился к Крошке с конфетницей в руке.