Пока из Диярбакыра возвращалось подразделение солдат-конвоиров, арестантов, подлежавших отправке, водили на разные тяжелые работы здесь, в Стамбуле. Как-то Черкезову приказали мыть полы в тюремном подсобном помещении. Петр оттирал мокрой тряпкой грязные, затоптанные солдатскими сапогами доски. Было душно, по телу струился пот. Притомившись, он провел тыльной стороной ладони по лбу, скользнул взглядом по стене. И вздрогнул! На гвозде висела форменная одежда, неосмотрительно оставленная кем-то из турков-охранников.
Черкезов бросил тряпку в ведро, выглянул в коридор - никого! Но из соседних помещений доносилась оживленная турецкая речь, прерываемая хохотом, - солдаты забавлялись…
«Будь что будет! Все равно пропадать!» - Петр сбросил с себя арестантскую одежду и стал поспешно натягивать турецкую военную форму. К счастью, она пришлась ему впору.
Каждую секунду могли войти конвоиры. Усилием воли юноша заставил себя успокоиться и размеренным шагом направился к тюремным воротам. Истомленные полуденным зноем караульные скользнули по нему безразличными взглядами… Не задержали!… Кровь прилила к лицу, застучала в висках. Неужели он на свободе?
Тем же неторопливым шагом он продолжал идти по вымощенной булыжниками пыльной улочке, вдоль тюремной ограды, пока, наконец, не свернул за угол. Затем побежал.
А куда бежать? К морю, к причалам!… Наверное, его уже хватились, бросились в погоню…
Вдали показалась голубая бухта, словно разрубившая европейскую часть Стамбула надвое. Он вспомнил, что это Золотой Рог. На берегах бухты было многолюдно, представлялась возможность на какое-то время затеряться в толпе, сбить с толку преследователей. Но лишь на время: на нем военная форма; несколько минут назад она его спасла, но теперь может погубить, поскольку служит яркой приметой для опознания беглеца.
Черкезов торопливо шел вдоль причалов, то и дело украдкой оглядываясь. Если бы не тревога в душе, увиденное зрелище развлекло бы и утешило его. Сколько здесь стояло кораблей со всех концов света! Английские, немецкие, испанские, французские, итальянские надписи на бортах. Разноязыкая речь матросов, суета портовых грузчиков, прохладный бриз с моря… Надо было на что-то решиться. Попроситься на торговое судно и уплыть подальше от этих проклятых башибузуков?… Но кто возьмет его? Кто отважится рисковать, пряча от турецких жандармов беглого каторжника?
И вдруг - так же, как та форменная одежда на стене, - перед глазами Петра поплыли буквы, заставившие сердце учащенно забиться. Надпись на борту парохода была почти болгарская… «Русское судно!» - молнией сверкнула догадка.
Ну, конечно, русское! Голос Петра дрожал, когда он просил вахтенного матроса пропустить его к капитану.
- Я не турок, я болгарин!… Бежал из тюрьмы… Ни в чем не виноват… Вступился за честь девушки, а меня на каторгу… Умоляю, возьмите с собой! Хочу в Россию! Если турки меня поймают, повесят!…
Капитан взял его за руку:
- Успокойтесь! Следуйте за мной!
Черкезову дали одежду русского матроса и спрятали в трюме до отхода судна…
Так Петр попал в Россию. В Одессе его приютили земляки-болгары, бежавшие, как и он, от султанского гнета и нашедшие здесь сочувствие и помощь.
Пережитое Петром Черкезовым - лишь капля в реке страданий его народа… Обстоятельства сложились поистине трагически: шесть столетий назад у южных границ Болгарии выросла держава восточных деспотов-султанов, которая разговаривала с другими государствами лишь языком агрессии и разбоя. Более тридцати стран завоевали турецкие полчища. В середине XVI века, при султане Сулеймане Великолепном их владения на западе доходили до Гибралтарского пролива, а на востоке - до Персии и Южного Азербайджана. Османские завоеватели совершали опустошительные набеги на причерноморские и приазовские земли России и Украины, вторгались в Центральную Европу. Родина Петра Черкезова стала одной из первых жертв османской агрессии. Утратившие единство, разрозненные и обособленные болгарские царства - Тырновское и Видинское не смогли противостоять мощным турецким ордам. Началась долгая - пятисотлетняя ночь оттоманского ига. Даже во второй половине XIX века, когда уже мало что оставалось от былого могущества султанов, у болгар не было элементарных человеческих прав, малейших гарантий свободы и безопасности. Очень многое зависело от прихоти оккупантов. Не раз против них поднимались народные восстания. Турки жестоко расправлялись с борцами за свободу.
Но ни издевательства, ни пытки, ни казни не убили мечту болгар: разорвать цепи, вдохнуть полной грудью воздух свободы. Многие из повстанцев, спасаясь от расправы, бежали в Россию и Румынию, образовав целые поселения беженцев в Одессе, Болграде, Измаиле, Галаце, Браиле.
О чем говорили болгарские эмигранты, собираясь на сходки в гостеприимной Одессе? Конечно, о своей многострадальной родине, о близких, оставшихся там, за морем, и все еще терпящих надругательства, о путях дальнейшей борьбы… Участником этих сходок был и Петр Черкезов. Одесса пришлась по сердцу и ему, и многим его соотечественникам.
Этот живописный портовый город вдохновлял в свое время великого Александра Пушкина, выразившего глубокое сочувствие борьбе болгар в своей повести «Кырджали». А первым перевел на болгарский язык пушкинские поэмы «Полтава» и «Бахчисарайский фонтан» земляк Черкезова, уроженец Свиштова Алеко Константинов [2], который учился здесь же, в Одессе. С нею связал юные годы поэт, революционер, национальный герой Болгарии Христо Ботев [3], находившийся под могучим влиянием русских революционных демократов. Иван Вазов [4] написал здесь свое самое значительное произведение - роман «Под игом». Длительное время прожил в Одессе Димитр Благоев [5].
В 1875 году, когда против турецкого гнета восстали народы Боснии и Герцеговины, в Одессе была развернута активная деятельность по оказанию им помощи. Народовольцы во главе с Александром Желябовым передали большую сумму денег и болгарским повстанцам. На эти средства Христо Ботев закупил оружие. На русско-турецкую войну 1877 - 1878 годов из Одессы ушло свыше тысячи добровольцев…