Дело Агроминых разваливалось на глазах. Пропажа ребенка привлекла внимание всего города, и давление со стороны руководства привело к тому, что Лепин, тогда еще лейтенант, решился на несвойственный для себя шаг. Желание помочь перевесило страх перед неизвестным, и Петр Игнатьевич, стараясь не вдаваться в подробности, довольно прозрачно намекнул родителям похищенного о необходимости привлечения специалистов из другой области.

- Лепин, давай пообщаемся, – позвал подчиненного капитан Гуракин.

И далее последовал один из самых неприятных разговоров в жизни Петра Игнатьевича. Воистину, предложение посетить психиатра – это не то, чего ожидаешь, когда пытаешься по совести выполнить свою работу.

К счастью, Гуракин был порядочным человеком, и версия о необходимости поиска виновных, не подпадающих под действие уголовного кодекса, не покинула пределов его кабинета.

Тогда Лепин не задумывался, как прореагировали бы друзья и начальство на слухи о его домыслах. Очередное повышение пока не маячило на горизонте, и Петра Игнатьевича больше волновали ответные действия особняка. А ведь окажись на месте капитана, например сержант Шарниров, это привело бы к вечному клейму «шизика» и неминуемому краху карьеры Лепина.

Пока же поиски продолжались, и Петр Игнатьевич не собирался опускать руки. Он всячески старался вернуть доверие и искал любые зацепки, не связанные с загадочным домом по соседству. В итоге выявив банду махинаторов и обнаружив небольшой притон, Лепин приступил к новому делу и уже решил, что мальчик потерян навсегда.

Каково же было его удивление, когда по телевизору сообщили о новых помощниках, согласившихся за символическую плату обыскать предполагаемый район пропажи на любые метафизические следы Артема.

- Наживаются на трагедии родителей, – в отделении эта фраза звучала чуть ли не каждую минуту.

Лепин на словах тоже не стал противоречить позиции большинства, но где-то в глубине души он все же надеялся, что хоть какие-нибудь вопросы, наконец, получат долгожданные ответы.

Прошла неделя, а Великов и Гларин все еще кружили совсем не в тех направлениях. Обвешанные самодельными и при этом довольно смешными устройствами мужчины с угрюмыми лицами регулярно сообщали всем заинтересованным, что мальчик совершенно точно был здесь, но затем кто-то с темной аурой пригласил его в гости.

Петр Игнатьевич перестал надеяться. Однако, когда по воле случая он вновь оказался в злополучном районе, вид отдыхающих мошенников заставил милиционера подать им новую идею для развития истории.

Да, именно истории. Ведь для привлечения внимания прессы требовалось нечто большее, чем простое «я чувствую, что его душа вот-вот потеряет связь с этим миром». И Лепин предоставил именно тот ореол таинственности, которого не хватало для настоящей заинтересованности окружающих.

Всего несколько слов, пару упоминаний о нераскрытых делах в доме по соседству, и Николай Великов, думая, что делает это незаметно, принялся набрасывать сценарий финального акта действия.

Петр Игнатьевич закурил. Нет, вовсе не по своему обыкновению. Но увидев в кармане Гларина пачку сигарет, милиционер подумал, что было бы хорошей идеей притвориться, будто он подошел к новоиспеченным коллегам с целью, не стоящей внимания притаившейся вдалеке постройки.

А вот сами борцы с нечистью напротив жаждали как можно большего внимания. Набрав команду добровольцев для документирования и запечатления приближающейся битвы, они тем же вечером направились в гости к дому тридцать шесть. И если бы Меланья не укатила на дискотеку, то очень быстро поплатились бы за свою наглость.

В десять часов вечера первые признаки сверхъестественного заставили прибор Великова издать тревожный звук, сочетающий в себе вой волка, скрежет мела по доске, скрип двери, звон колокола и шипение гадюки. Точное перечисление ингредиентов стало возможным, благодаря общему знакомому «охотников» – звукорежиссеру, получающему за свою работу и молчание неплохой бонус к стандартному гонорару.