Так что следует завершать этот спектакль и, как ни прискорбно — проиграть…

Я бросаюсь вбок за секунду до того, как в меня попадут. Мимо проносится стрела с тупым наконечником. В развороте отбиваю удар второго солдата, кувырком ухожу от него и рвусь вперёд, к противоположной стороне площадки.

Честно говоря, я бы легко мог прикрыться от лучника последним мечником, а затем разделаться и с ним, даже без восприятия, которое, кстати, я так и не вызывал. Но…

Оставив мечника за спиной, я прыгаю из стороны в сторону, как заяц, чтобы сбить лучнику прицел, но он успевает выпустить три стрелы, прежде чем я оказываюсь рядом.

Две проходят мимо — а вот последняя, пущенная почти вплотную, попадает тупым наконечником мне в грудь. Удар получается сильным — из лёгких махом выбивает весь воздух и я оказываюсь на земле, хрипя и пытаясь вдохнуть.

Толпа взрывается криками — обрадованными и разочарованными. Я слышал, что там уже начали делать ставки, смогу ли я одолеть семерых. Очевидно, что расстроены те, кто проиграл деньги. Ну а к довольным наверняка присоединились “счастливчики”, которых я хорошенько извалял в грязи…

На лицо падают холодные капли дождя… Эх, всё же проигрывать, пусть и специально — совсем неприятно! Надо мной появляется ухмыляющийся стрелок и, ухмыляясь щербатой улыбкой, протягивает руку в перчатке.

— А ты хорош, новенький! Я уж думал, достанешь и меня!

— Не достал, как видишь, — встав с его помощью, я поднимаю меч. — Метко стреляешь.

— Да куда там, — он фыркает. — С двух-то шагов и ребёнок попадёт.

Что ж, в этом он прав…

Пока я, грязный, потный и уставший, возвращаюсь к сотнику, сидящему под тентом за одним из тренировочных столов, толпа потихоньку рассасывается. За Гавейном остаются только новобранцы, тринадцать из которых я «уложил». Большинство из них смотрят на меня недобро, но некоторые довольно улыбаются — тот же белобрысый Рост, например, которого я заставил хлебнуть жидкой грязи. Пожалуй, он один из немногих тут, кто умеет хоть как-то сражаться на мечах — по крайней мере, у него получилось отразить четыре моих удара.

— Ну что ж… — протягивает Гавейн, задумчиво потирая бритый подбородок и разглядывая меня. — Результаты и впрямь неплохие… Не скажу, что ты меня поразил, парень, но клинком машешь куда лучше, чем весь этот сброд.

Он даже не трудится понизить голос. Глянув через плечо, я вижу, какими волчьими взглядами зыркают новобранцы. Проклятье, ну вот зачем он настраивает их против меня?!

Хотя они и сами не лучше — можно подумать, их моё владение клинком как-то задевает! Виноват я, что ли, что сотник выставлял их против меня одного за другим? Или думают, что надо было поддаться в самом начале? Бред!

— Просто долгая практика, господин Гавейн, — как можно небрежнее пожимаю я плечами.

— Практика — это хорошо, — кивает мужчина. — Но на войне этого мало, парень. Ты, небось, думаешь, что всё так, как пишут в газетах, или как рассказывают меж собой в дорогих салонах маменькины и папенькины сынки, графские детишки? Что мы, дескать, держим границы, на которых встали отродья Ирандера, чуть ли не у самой реки Логейн? Что между ней и Тариэль всё под нашим контролем?

— Говорят именно такое, — осторожно отвечаю я. — Но верить сплетням и слухам — последнее дело, как по мне.

— Это правильно, — довольно усмехается сотник.— Ну вот что… такие как ты кто умеет с оружием обращаться, нам нужны. И не здесь, пятые рубежи охранять, а там, где настоящие воины требуются.

Неужели отправит на передовую?